Мама с папой познакомились в 1992 году, и к 1995 году они поженились, и наша семья увеличилась с трех до пяти человек. Я была на восемь лет старше, чем моя сестра Алли, и на 10 лет старше, чем мой брат Бен. Наш папа по полгода курсировал вдоль побережья Британской Колумбии в команде Канадской береговой охраны, и на это время я становилась третьим родителем. Я забирала детей из школы, водила на занятия спортом, готовила обед, стирала, помогала убирать дом и так далее. Наверное, некоторые подростки бунтовали бы против таких обязанностей, но я ими гордилась.
Когда мне было 12 лет, мой биологический отец связался с мамой, чтобы сообщить ей, что он приезжает в Викторию – мой родной город, где они впервые встретились. Он собирался повидать своих родных и хотел узнать, не могли бы мы поужинать с ним втроем. Мама спросила меня, что я об этом думаю. Ничего. Но мне, конечно, было любопытно. Я считала, что у меня отличная семья. Мама усердно работала, чтобы обеспечить нас, и еще до появления папы у меня было все что нужно, и я всегда чувствовала, что меня любят. Но все же мне хотелось узнать, кто этот загадочный человек, который поучаствовал в моем создании. Мы с мамой решили с ним встретиться.
Об этом вечере у меня остались одновременно ясные и путаные воспоминания. Ясные, потому что я до сих пор могу восстановить в памяти, что произошло, точно так же, как вы можете вспомнить неловкость своего первого свидания или первого поцелуя. А путаные потому, что я так и не поняла, как такое вообще произошло.
Беседа за ужином была обычной. Где вы теперь живете? Кем ты работаешь? Как твои родные? Поверхностные темы. Я тихо слушала, как они беседовали друг с другом, говорили обо мне, а потом говорили со мной. Я не знала, что сказать, – что может сказать двенадцатилетняя девочка? Моя жизнь до сих пор вращалась вокруг подруг, книжек, баскетбола и первых влюбленностей. Он и правда хотел об этом поговорить?
Так что я продолжала молчать, пока они говорили и сравнивали наши черты лица. У него были светлые волосы. У меня тоже светлые волосы. У мамы, папы, Алли и Бена темные каштановые волосы, так что я всегда выделялась на их фоне. Он создал эту часть меня, подумала я. У нас были одинаковые носы. Я также заметила, что его верхняя губа становилась тоньше, когда он улыбался, закидывал голову назад и смеялся. Меня всегда бесила эта моя черта, и теперь я знала, кто виноват.
Когда мы уже собирались уходить, он спросил маму, можно ли ему свозить меня в центр и угостить мороженым. Мой биологический отец был фотографом-фрилансером и хотел поснимать город, который когда-то называл своим. «Типа передать весь драйв!» Так он и говорил, используя слова «драйв», «крутой», «чувак» и «йоу!», причем у него был одновременно британский и южноафриканский акцент. На взгляд подростка он казался человеком, повидавшим мир. Мама спросила, хочу ли я с ним поехать. Сказать «нет» было неловко, так что я села в его машину, и мы поехали на юг по Квадра-стрит в сторону внутренней гавани.
Тогда я не поняла, что он и не собирался везти меня за мороженым. Вместо этого он поворчал по поводу парковки в центре, а потом зашел со мной в старый паб на Бастион-сквер и усадил меня у барной стойки. Там он попросил бармена присмотреть за мной, потом подмигнул, улыбнулся и скрылся за углом.
Мне показалось, что он оставил меня на несколько часов, но, скорее всего, прошло около 30 минут. За это время бармен приготовил для меня то, что, как я потом выяснила, было двумя «Маргаритами» с лаймом. Первая на вкус показалась мне колотым льдом с газировкой. Я быстро выпила коктейль, уставившись в телевизор и надеясь, что чем скорее я допью, тем скорее мы сможем уйти. К тому времени как бармен поставил передо мной второй бокал, мне стало тепло, а перед глазами все расплывалось. Когда мой биологический отец, наконец, вернулся, пообщавшись с друзьями, он догадался, что я пьяна. «Кофе с виски все поправят, чувак!» – крикнул он бармену. Я выпила один глоток, незаметно сплюнула обратно в черную кружку и спросила, не отвезет ли он меня домой.
То возвращение домой можно описать как самые неловкие 20 минут в моей жизни. Он задавал мне вопросы типа «Ну как там твой отчим?» и «Как ты думаешь, мы с твоей мамой когда-нибудь будем вместе?». Я смотрела в окно, наблюдая, как мелькают за стеклом машины и дома, прикусывая язык, чтобы не расплакаться, и молилась любому богу, который меня услышит, чтобы он поскорее вернул меня к моей семье. В конце концов все мои мысли свелись к тому, что я никогда не хочу расставаться с Беном и Алли – моими единственными братом и сестрой.
Мама, наверное, сидела у окна, высматривая меня, потому что как только мы подъехали, она открыла дверь и вышла наружу. Когда я выбралась из ржавого белого «Бьюика», который мой биологический отец одолжил у собственной матери, он помахал моей маме и сразу умчался прочь. Мама стояла на ступеньках, глядя, как я, пошатываясь, иду к дому. Медленно, шаг за шагом, я преодолела 10 ступеней лестницы, придерживаясь за стену и болезненно ощущая ладонью все неровности штукатурки. Когда я, наконец, добралась до порога, я поняла по маминому лицу, что она в ужасе. Она смотрела на меня таким взглядом первый, но увы, не последний раз в жизни. Я прошла в дом, все еще придерживаясь за стену, чтобы не упасть, добралась до комнаты и рухнула на кровать.