На общепонятном для обеих делегаций языке это означало, что дело без шума и огласки будет похоронено в анналах и вряд ли уже когда-нибудь всплывет на поверхность из пыльных волн бумажных архивов. Куркис потупился. Впрочем, здесь все были свои и лицемерить сверх принятой меры не имело смысла. Большинство из членов комиссии с нетерпением ждали окончания заседания, когда, наконец, можно будет скинуть надоевшее человеческое обличье и предаться легкости бестелесного движения в астрале.
Вообще говоря, Главная Небесная канцелярия настойчиво рекомендовала всем служивым сущностям, вне зависимости от того, по какому департаменту они числятся, постоянно носить человеческие тела. Однако — и это было широко известно — весь оперативный состав дружно отлынивал от всевышнего указания, изобретая для того многочисленные предлоги. В человеческий лик облачались только для участия в официальных мероприятиях, таких как заседания Большой согласительной комиссии, в остальное же время предоставленные самим себе материальные тела слонялись по Земле. Брезжившего в них отсвета сознания хватало для имитации жизни, что позволяло им делать вид, будто и они, как все нормальные люди, участвуют в этом забавном процессе. Более того, оставленные без присмотра недочеловеки, по крайней мере в России, частенько делали карьеру, пробиваясь на ответственные правительственные посты, которыми пренебрегали носители полноценного сознания и интеллекта. Особенно они любили администрацию президента и нижнюю палату парламента, где скапливались массами. Поскольку человеческое обличье время от времени востребовал ось хозяевами, этим объяснялось периодическое отсутствие парламентариев на пленарных заседаниях Государственной думы. Такое положение дел расстраивало высших небесных иерархов, и однажды добрейший апостол Петр даже пригрозил, что пожалуется Ему на всех сразу, но, видно, сделать это пока не решался.
— Что ж, рабочая группа, так рабочая группа — на этом и порешим!
Черный кардинал качнулся в своем кресле, намереваясь подняться на ноги, но Куркис его остановил. По-видимому, волнение ответственного секретаря комиссии к этому моменту достигло апогея. Он был бледен, как полотно, тяжело дышал и едва мог говорить.
— Осмелюсь напомнить, — произнес Куркис, с трудом двигая одеревеневшими губами, — в повестке дня значится еще один вопрос: разное.
— А мы чем тут занимались? — Черный кардинал изобразил на своем птичьем лице удивление. — Разве вся та жвачка, которую мы здесь несколько часов жевали, не есть разное?
— Да, да, конечно! — поспешил согласиться секретарь комиссии. — В таком случае, оставшийся вопрос — самое разное. И, по-видимому, весьма срочное! Там, на Земле, один человек находится между жизнью и смертью…
— Что же в этом важного, а тем более срочного? — недовольно надул полные губы Транквиил. Желание максимально быстро завершить сессию было единственным вопросом, по которому Большая согласительная комиссия действительно достигала согласия. — Они все там внизу мельтешат между жизнью и смертью. В этой, как ее?.. В России, к примеру, каждый год мрет по миллиону, и никто не считает это важным…
— Но этот человек, — не сдавался Куркис, — совсем особый случай!
— Что ж, — вздохнул Нергаль, отваливаясь на спинку кресла, — расскажите нам, что в нем такого особенного.
Ответственный секретарь облизал пересохшие от волнения губы. Он чувствовал, что именно сейчас наступает тот критический момент, когда решится его собственная судьба.
— Дело в том… — Куркис собрал волю в кулак и продолжал: — Дело в том, что этот человек так и не выбрал путь, по которому пойдет в послесмертии: к Добру или ко Злу. Он — древняя душа, но за множество приходов на Землю так и не определился…
— Что, вечный жид, что ли? — подхихикнул кто-то из делегации светлых сил, но Транквиил слабым взмахом руки установил тишину.
— А может быть, это как раз тот самый случай, который нам и нужен? — вскинул брови Нергаль. — Вы ведь, Куркис, потому и попали на должность, что все свои жизни метались между светом и тьмой. Может быть, настало время вас заменить?
Черный кардинал скривил тонкие губы в подобии улыбки. Не оставалось сомнений: он прекрасно знал, что теперь происходило в душе несчастного Куркиса.
— Как говаривал мой старый усатый друг: кадры решают все, самих их надо только почаще ставить к стенке!
— Но… но именно на него, на этого человека, показывает маятник всемирного времени! — пролепетал Куркис свой последний аргумент.
— Да?.. Это меняет дело!.. — нахмурился Нергаль. Лицо его своим выражением напомнило удивленную птицу. Близко посаженными к крючковатому носу глазами начальник службы тайных операций с любопытством рассматривал секретаря комиссии.