— Вас не шокирует, что я так вот, запросто, без соблюдения субординации? — поинтересовался Мырлов и пояснил: — Это у меня метода такая. На трезвую голову никогда не понять, что движет человеком. Можно сколько угодно мудрствовать и демонстрировать изыски ума и при этом упустить какую-нибудь малюсенькую деталь, этакую финтифлюшечку, — он показал Дорохову отчеркнутый ногтем кончик мизинца, — а в ней-то и зарыта вся суть! Хорошему сыщику человека надо чувствовать душой, только тогда его, грешного, и можно изловить, он сам пойдет тебе навстречу. У нас ведь, если хотите знать, все преступления от бедности и униженности, и, в особенности, политические. Этих бомбистов и прочих нигилистов, ведь их тоже можно понять. Все свои глупости они совершают от возвышенности порывов, от того, что искренне хотят, как бы лучше сделать народу. Их, скажу я вам, где-то даже жалко — начитаются всякого вздора и от обилия чувств, от нервов, лезут на рожон. — Мырлов бросил короткий, хитрый взгляд на Андрея Сергеевича. — Добрые чувства, они в душе вызывают отклик…
— Иван Петрович! — Дорохов укоризненно покачал головой. — Вы уж меня увольте, отрабатывайте ваши дознавательские приемы на ком-нибудь другом.
— Нет, действительно, — несколько сконфузился Мырлов, — я это все к тому, что люди делятся на несколько пород, и сыщики, и преступники, зачастую относятся к одной из них, причем к одной и той же. Возьмите меня, к примеру. Я, Андрей Сергеевич, службист, служу-с стоящему у власти режиму. А придут, скажем, нигилисты, их врагов тоже кому-то надо будет ловить, так что я без куска хлеба не останусь. В нашей работе самое главное — это инстинкт охотника…
Видя, что Дорохов все так же скептически на него поглядывает, Иван Петрович улыбнулся:
— Ладно, чего уж там, в России надо жить со смешком и как можно больше служить — здесь это любят! — и кланяться. У нас ведь все происходит из милости начальства-с… и самое жизнь-с. — Он вдруг нахмурился, вздохнул, вспыхнувший было огонек потух на дне погрустневших глаз. — Ну да вернемся к нашим баранам… Что же вас, Андрей Сергеевич, ко мне привело и чего бы вы от меня получить желали?
Дорохов не спешил отвечать, сделал еще пару затяжек и только потом раздавил папиросу в пепельнице.
— Видите ли, Иван Петрович, — посмотрел он в глаза Мырлову, — правительство озабочено непрекращающимися покушениями на жизнь государя-императора и — насколько я понимаю свою миссию — хотело бы получить независимую, объективную картину состояния дел с их предотвращением и поимкой террористов. Вот, пожалуй, и все.
— А еще не хотели признаваться, что проверяющий! — усмехнулся сыщик. — Самый, что ни на есть, да еще с широкими полномочиями. Правительство интересуется! — он поднял к потолку указательный палец. — Тут хорошего не жди… — Мырлов задумался. — Сегодня я занят, завтра?.. Завтра, да и послезавтра не получится, а вот на следующей неделе представлю вам верноподданнейший доклад о достижениях российского политического сыска…
— А мне доклад как раз и не нужен, — мягко, почти дружески улыбнулся Дорохов. — Вы мне, Иван Петрович, так, без казенщины расскажите, что происходит, — я пойму.
Мырлов откинулся на спинку кресла, в задумчивости погладил голову, как будто приглаживая остатки непокорно торчавших волос. Временами, как теперь, его глаза становились удивительно печальными, будто он был в ответе за все то невразумительное и бессмысленное, что творится в мире. Из своего далека, через проем между папками сыщик смотрел на Дорохова, и его губы сами собой складывались в улыбку.
— Знаете, что я вам скажу, Андрей Сергеевич, — Мырлов придвинулся к столу, вытряс из валявшейся тут же пачки папиросу, — мы с вами очень разные люди, но вы мне чем-то нравитесь. Я, вообще, физиономист и с первого взгляда знаю, какие отношения у меня с человеком сложатся. Поэтому… — он чиркнул спичкой, закурил, — поэтому я вам расскажу все как на духу, а выводы уж делайте сами…
— Спасибо, Иван Петрович, я, честно говоря, на это и рассчитывал.
— Ну и слава Богу! — Сыщик открыл ящик стола и достал несколько сколотых листков бумаги. — Это, — он потряс бумажками в воздухе, — отчет за последние два года. Здесь только факты. Послушайте. Второго апреля позапрошлого, семьдесят девятого года, — начал он, не заглядывая в шпаргалку, — некто Соловьев стрелял в государя из револьвера на Дворцовой площади. Террорист схвачен, повешен. В ноябре того же года была сделана попытка взорвать поезд, в котором ехал император. Кое-кого отловили, но основные исполнители из «Народной воли» ушли. Четвертого февраля уже прошлого года краснодеревщик Степан Халтурин произвел взрыв в Зимнем дворце. Государь и семья — Бог миловал — не пострадали, террорист до сих пор находится в розыске. Не слишком отрадная картина, не правда ли?.. Вот тут-то начальство и вспомнило о существовании некоего Мырлова, дознавателя, которого оно само не так давно отправило в отставку. Это я, Андрей Сергеевич, не хвастовства ради, — засмеялся сыщик, — а исключительно для справедливости!