— Познакомьтесь, пожалуйста. Андрей Сергеевич Дорохов!
— Нергаль, — мужчина протянул Андрею руку. — Впрочем, мы уже виделись. Присаживайтесь.
Он указал Дорохову на стул, сам сел напротив. Серпин занял место рядом. На столе между ними лежала кожаная папка с бумагами, стоял портативный компьютер. На его экране Андрей краем глаза заметил какой-то график.
— Что ж, — сказал Нергаль, глядя на посетителя исподлобья, — как и было обещано, я готов познакомить вас с результатами эксперимента. По существу, он начался еще до нашей предыдущей встречи. Первый раз вы попали в поле зрения Серпина, — он сделал легкое движение головой в сторону своего соседа, — когда стали работать в ассоциации. Собственно, саму идею привлечь вас к организации выборов Ксафонову дали мы. Интерес к вам в то время носил чисто академический характер, правда, рос даже быстрее, чем рейтинг самого кандидата в Думу.
Нергаль сделал паузу, достал из кармана пиджака трубку и принялся набивать ее табаком из стоявшей тут же жестяной коробочки.
— Так вот, — он вскинул свою птичью голову и пристально посмотрел в глаза Дорохову. — Многое стало понятно, когда выборы были с блеском выиграны, но не все. Оставался еще вопрос: с какой скоростью может расти ваша собственная популярность. То, что вы обладаете харизмой, не вызывало сомнений…
— По мнению Шепетухи, — уточнил Дорохов с улыбкой, — харизма — это то, чем пользуется армейское начальство для руководства личным составом…
Нергаль не только не улыбнулся, а еще больше нахмурился, его маленькое сухое лицо будто окаменело.
— Оставьте в покое этого идиота, мы говорим о деле! — он прижал табак пальцем, поднес к трубке специальную зажигалку с хоботком. — После вашего первого выступления, — Нергаль выпустил в потолок клубы ароматного дыма, — проведенный по специальному заказу опрос общественного мнения показал, что вам симпатизируют двадцать восемь процентов населения, из них семь процентов готовы видеть вас своим президентом. Цифра сама по себе ошеломляющая, но оставим в стороне объяснения и догадки. Вчерашнее появление на экране, по мнению экспертов, поднимет ваш президентский рейтинг процентов до двадцати пяти — тридцати, и это при том, что предвыборная кампания еще не начиналась!
Нергаль пыхнул несколько раз трубкой, откинулся на спинку кресла, заложил ногу на ногу.
— До проведения теледебатов у нас были сомнения, что к дате голосования вы сможете достичь необходимой популярности, теперь же проблема в другом — как не дать рейтингу превысить разумный предел. Процент выше восьмидесяти покажется мировой общественности откровенно неприличным. Вот, взгляните, что дает нам прогноз аналитиков.
Нергаль развернул компьютер к Дорохову. Кривая на экране резко забирала вверх, достигая плато на отметке девяносто пять пунктов. Андрей перевел взгляд на сидевших напротив мужчин, недоуменно пожал плечами:
— Скажите, а кто такие «мы», от лица которых вы все время говорите?
Нергаль вытащил изо рта трубку, пристально, будто прицеливаясь, посмотрел выше глаз Дорохова.
— Хорошо, я отвечу на ваш вопрос… Местоимение «мы» в данном случае объединяет влиятельную группу реалистов и прагматиков, желающих народу добра, а стране процветания.
— Ну, насчет реалистов, вы, наверное, погорячились, — усмехнулся Дорохов. — Неужели кто-то думает, что люди будут голосовать за человека, не зная ни его программы, ни даже политических взглядов?
— Будут, — заверил Андрея Нергаль, — еще как будут! Не забывайте, что мы живем в России, здесь выбирают правителя, а не партию или программу. Предвидя возможный вопрос, скажу больше — ваша кандидатура устраивает нас и с финансовой точки зрения. Теоретически, в президенты можно протащить даже обезьяну, все зависит лишь от количества денег. Пример тому — Государственная дума, где хвостатые уже расселись по креслам. — Нергаль протянул руку, нажал клавишу на киборде компьютера. На экране появился пучок графиков, демонстрирующих зависимость рейтинга кандидата от объема финансирования. — Вот, полюбуйтесь. В вашем случае, — показал он на одну из кривых, — достижение результата требует минимума средств.
Дорохов достал сигареты, закурив, выжидательно посмотрел на своего собеседника. Нергаль отложил в сторону трубку, тяжело вздохнул, как если бы ему предстояла трудная, неблагодарная работа.
— Я вижу, вы ждете пояснений… Что ж, поскольку нам вместе делать дело, — нахмурился он, — давайте поговорим, но так, чтобы к этому больше не возвращаться. Мне хотелось бы, чтобы мы одинаково смотрели на некоторые вещи, поэтому я возьму на себя труд объяснить ситуацию в принципе.
Нергаль немного помедлил, очевидно, прикидывая, как лучше построить беседу.
— В одной из своих работ, — начал он, — известный вам Лев Гумелев утверждал, что этнос даже при самых благоприятных условиях не живет больше тысячи двухсот лет. Ученый был великим путаником, но тут оказался прав. Приложив этот тезис к истории русского народа, приходится констатировать, что мы с вами присутствуем при его закате и уходе с мировой сцены. Тому имеются и неопровержимые доказательства… Хотя это видно невооруженным глазом.
Нергаль замолчал, как бы давая Серпину возможность присоединиться к разговору, что тот не замедлил сделать:
— Видите ли, Андрей Сергеевич, если посмотреть на последние двести лет российской истории и сравнить их с жизнью человека, то время Пушкина и Лермонтова приходится на умудренную старость, а Серебряный век выглядит как последнее прости умирающего. Даже революция большевиков представляется не более, чем попыткой облегчить участь тяжелобольного посредством обильного кровопускания. Метод, кстати, широко известный и практикуемый в медицине…
Разжигавший трубку Нергаль криво усмехнулся, этого было достаточно, чтобы Серпин сейчас же умолк.
— Мой коллега — романтик, не удивлюсь, если он тайком пописывает стихи. — На птичьем лице говорящего отразилось пренебрежение. — Перед нами же, российскими политиками начала нового тысячелетия, стоит совершенно конкретный вопрос: куда и как вести страну. Возрождать ту, утерянную Россию с крестными ходами, колокольным звоном и народом-богоносцем?.. Но связь времен прервалась! И что в таком случае делать со ста миллионами убиенных и замученных русских людей, не говоря уже о тех, кто бежал из страны и бежит до сих пор?.. — Нергаль отодвинулся от стола, заходил, заложив руки за спину, по комнате. — Невольно задаешься вопросом: что же тогда за народец населяет необозримые просторы нашей родины? Что могут, чему научились эти люди, потомки заключенных и вохровцев — тех, кто сидел и кто сажал? — Он остановился у окна, повернулся и пристально глядя на Дорохова, сказал по слогам: — Вы-жи-вать! Именно эту черту национального характера мы и должны использовать. Нам предстоит построить молодую, агрессивную страну предприимчивых, не отягощенных моралью людей без истории и предрассудков, этакую новую Америку, где господствует право сильного. Именно такая Россия подобно Фениксу, восстанет из пепла!
Смотревший в рот Нергаля Серпин воспользовался образовавшейся паузой:
— Между прочим, в разработке концепции национальной идеи мы опираемся на последние достижения науки, тесно сотрудничаем с таким всемирно известным ученым, как академик Версавьев.
Дорохов криво усмехнулся.
— Очень сомневаюсь, что народ разделяет такой взгляд на собственное будущее!
— Зря вы так плохо думаете о наших людях! — Нергаль вернулся за стол, лопаточкой выгреб из трубки остатки спекшегося табака. — Народ у нас на удивление покладистый. За месяц можно создать любое движение: хотите, в поддержку, а можно и против. Ему нет нужды знать подробности, был бы мужик правильный. — Маленький человечек постучал черным жерлом трубки о ладонь, спрятал ее в карман. — Так что вам, Андрей Сергеевич, предстоит привыкнуть к поистине монаршим почестям и проявлениям всенародной преданности и любви. Удачно и то, что у вас нет прошлого…
Дорохов с удивлением посмотрел на Нергаля, тот пояснил:
— Мы вам его выдумаем. Подберем друзей детства, найдем однокашников по институту, которые, конечно же, вспомнят, каким вы были талантливым и принципиальным студентом. Разыщем где-нибудь в глубинке чистенькую, богобоязненную старушку и определим ее вам в матери. Послушайте, Серпин! Вы меня заразили художественным мышлением, я чувствую себя режиссером-постановщиком жизни. Так и хочется начать творить нечто эдакое трогательное, чтобы люди рыдали от умиления!..