— Не знаю, — слегка пожал плечами полковник, — в последнее время я много думал именно о вашей стране и, льщу себе надеждой, кое-что понял. Русский характер, широкий по натуре, не уделяет должного внимания мелочам. Вы не умеете работать тонко и избирательно, проще ударить одним махом, не разбирая правых и виноватых. И в этом, подполковник, ваша большая беда! Каждый раз вместо того, чтобы вырвать несколько сорняков, вы наново перепахиваете все поле…
— Постойте! — удивился собственной догадке Дорохов. — Кажется, я начинаю понимать, о чем идет речь. И, пожалуй, даже больше, чем вы хотите сказать!
Нергаль вскинул голову, с прищуром посмотрел на подполковника:
— Продолжайте, игра становится забавной!..
— Вот именно — игра! Вам доставляет удовольствие рассказывать мне эзоповым языком, что вы намерены предпринять против моей же страны.
Дорохов сделал паузу, но полковник не произнес ни слова, курил, откинувшись на спинку кресла. И только взгляд немца стал жестким и напряженным.
— Следуя вашей логике, — продолжал Андрей Сергеевич, — в сложившейся ситуации следует убрать одного человека, а остальных вывести на дорогу и подтолкнуть: сказать, к примеру, что реформы общества есть прямой путь к анархии и терроризму! И пойдут дураки, сметая все на своем пути, перепахивая уже давшее первые всходы поле. Я правильно вас понял?
Полковник лишь криво усмехнулся, поднес к губам сигару.
— У вас, господин Дорохов, удивительно богатое воображение…
— Оно основывается на фактах. Ведь это вы приказали передать динамит террористам из «Народной воли». Не надо, не утруждайте себя излишней ложью! — упредил Дорохов попытку полковника возразить. — Как дипломат, вы не можете не понимать, что прямо вмешиваетесь во внутренние дела суверенного государства. Серпинер во всем признался.
— Серпинер?.. Признался?.. — Нергаль прекрасно владел собой. — Я, конечно, утверждать не берусь, но у меня такое чувство, что сегодня днем его найдут повесившимся в камере. Да уж, наверное, и нашли! — Полковник бросил короткий взгляд на часы, показывавшие начало второго. — Так что, господин Дорохов, ваше не лишенное изящества построение относится лишь к области догадок. И, поверьте моему опыту и пониманию жизни, никто не знает, что для того или иного народа хуже, а что лучше. Так уж пусть все остается, как оно было в веках. Мы, немцы, пойдем своим путем, вы — своим. Право же, сильная, организованная на западный манер Россия никому не нужна и, в первую очередь, ее собственному народу. С приходом дисциплины и порядка неизбежно утратится безалаберно-легкое отношение к жизни, а это, скажу я вам, огромная, возможно, даже невосполнимая потеря! Сознаюсь, иногда я жалею, что не родился русским…
В дверь постучали, и, держа перед собой поднос, в кабинет вошел хмурый Ганс. Подкатив к креслам столик на колесиках, он молча выставил на него кофейник с чашками и пузатую бутылку «Наполеона», достал из шкафчика две хрустальные рюмки. Дождавшись, когда слуга выйдет, Нергаль продолжал:
— Мне бы хотелось, Андрей Сергеевич, иметь вас в друзьях, и уж, по крайней мере, давайте сделаем все, чтобы не стать врагами. Люди нашей профессии не знают, когда и какая поддержка им может понадобиться…
Полковник разлил коньяк. Поднявшись из кресла, он взял со столика рюмку и, согревая ее содержимое в ладони, прошелся по кабинету. Дорохов наблюдал за ним из своего кресла.
— Послушайте, Фридрих, вы не могли бы сделать мне одолжение? Нет-нет, ничего особенного! Ваша фантазия наверняка не уступает моей, так что давайте пофантазируем вместе. Мне особенно интересно знать планы тех людей, кому Серпинер — будем считать покойный — передал от вас подарок. Журналист утверждал, что вы неплохо о них осведомлены. И, поверьте, я вам эту услугу не забуду!
Полковник остановился у окна, обернулся, посмотрел через комнату на своего гостя. В его позе, в повороте головы было что-то от парадного портрета кайзера Вильгельма I. Казалось, он взвешивал все за и против сделанного ему предложения, и уж во всяком случае, не спешил дать ответ.
— Мне очень жаль, — произнес он, наконец, — что вы именно так истолковали мои слова о дружбе. Кстати, — Нергаль показал глазами на висевшую у пояса Дорохова кобуру, — не стоит сразу же стрелять мне в живот, я с детства не терплю насилия. Тем более, что мой Ганс чемпион Прусии по стрельбе по движущейся мишени…
Дорохов резко поднялся, одернул китель.
— В таком случае, позвольте откланяться! Должен поставить вас в известность, что обо всем случившемся, включая наш разговор, будет представлен рапорт на имя государя императора!..
Не прощаясь, Дорохов направился к двери, где и застали его слова Нергаля.
— Государя императора?.. Которого? В том-то и дело, Андрей Сергеевич, — которого?!
Дорохов обернулся. С иезуитской улыбочкой на тонких губах хозяин кабинета смотрел на часы. Маленькая толстая стрелка переползла уже единицу, в то время как длинная, минутная, уперлась своим острым концом в бронзовую двойку.
Было десять минут второго, когда подали кофе. Все сидели за столом, разговаривали. Государь находился в самом благодушном настроении и даже шутил. Михаил Николаевич и Екатерина Михайловна давно не видели его таким спокойным и довольным. К ночи монаршее семейство должно было собраться на обеде в Аничковом дворце, где жил наследник цесаревич, и поздний завтрак был лишь прелюдией этой встречи.
— Останься, Саша! — великая княжна встала, когда государь поднялся из-за стола. Екатерине Михайловне не хотелось его отпускать. — Отдохни, развейся, последнее время ты слишком много работаешь…
Александр Николаевич лишь улыбнулся.
— Ты остаешься? — спросил он брата.
— От силы пять минут! — Михаил Николаевич был увлечен беседой с миловидной соседкой по столу, приходившейся хозяйке племянницей.
Надев шинель и фуражку, государь спустился по ступеням к экипажу. Верный Фрол держал лошадей.
— Поедем через Инженерную, потом набережной Мойки!
Решение государя было спонтанным. Обычный маршрут пролегал через Невский проспект и Малую Садовую. Пару лет назад, когда студент-недоучка Соловьев стрелял в него из револьвера, император прогуливался около набережной. С тех пор Александр Николаевич не любил бывать в том районе, но порой с ним что-то случалось и он заставлял себя перебороть дурные предчувствия и страх.
Карета тронулась. Луч солнца неожиданно прорвался через серую завесу хмурого питерского неба и осветил обледеневшие деревья по-зимнему голого сада. Государь дернул за шелковый шнурок, сказал открывшему дверцу ординарцу:
— Постой, хочу подышать. Уже пахнет весной…
Ганс подслушивал под дверью. Дорохов опрокинул его одним ударом, сорвал с вешалки шинель. Прыгая по ступеням, сбежал вниз на улицу. Куда теперь? Андрей Сергеевич оглянулся. Увидел подававшего пролетку денщика. Одним прыжком вскочил на подножку, крикнул:
— На Фонтанку! Федька, гони!
Денщик со всей силы хлестанул вожжами лошадь, оглянулся. Никогда еще он не видел своего барина в таком состоянии. Не доезжая до здания департамента полиции, Дорохов соскочил на булыжную мостовую и побежал к подъезду, над которым развевался российский флаг. Взлетев одним махом на второй этаж, Андрей Сергеевич стремительно шел по коридору, как вдруг знакомый блеющий голос заставил его остановиться. Он доносился из открытой двери одной из комнат.
— Смотрю… Дорохов! — рассказывал взахлеб Шепетуха, ничего, как глухарь, вокруг себя не замечая. — Но уже в форме и весь из себя франт-франтом. С чего бы, думаю, ты так вырядился? Надо поглядеть! А он в это время по ступенькам Варшавского вокзала и в залу, где ожидают пассажиры. Обратно выходит под ручку с какой-то молодой особой. Я пригляделся… Ба, да это ж наша давешняя каторжанка, что мы на квартире застукали! Ну, думаю, попались голубчики! — Было слышно, как филер от удовольствия потирал руки. — А Дорохов перед ней и так, и эдак, и ручку подаст, и в экипаж подсадит. Я, естественно, свистнул извозчику и за ними. Оказалось, он ее к себе на квартиру… — раздался гаденький смешок. — Соображаете? Дворник мне много чего про него порассказал. Обратно приехали прямо к отходу варшавского скорого и сразу нырк в вагон. Но и Шепетуха не промах! У Шепетухи повсюду свои люди. Стоило показать в отделении жетон, как начальник отрядил в поезд двух полицейских, они эту стерву ссадят на первой же станции и сразу в тюрягу!..