Еще один «злодей»
В комедии про детсадовского воспитателя, вынужденного перевоспитывать троицу «джентльменов удачи», тоже есть два пространства. Обыденное московское пространство переплетается с «потусторонним миром», в котором простой столичный обыватель, едущий вместе с нами в одном троллейбусе, вдруг оказывается в роли главного злодея. Но только в этом «дьявольском» обличье он способен не только повлиять на свою свиту, но искупить в финале её грехи. Только так можно найти спрятанное сокровище, «золотую чашу», символизирующее новое знание, которое одновременно является древней тайной.
Есть в этом фильме и рождественский мотив, отсылающий нас к «праздничной полночи», необходимой для перевоплощения героя в супермена, готового сразиться с настоящим злодеем.
При желании можно обнаружить в сюжете фильма эпизоды, вполне аналогичные сюжетным поворотам из глав Романа – например, пожар «нехорошей квартиры». Или сбежавший от милиции герой оказывается в гостинице, где переодевается в новую одежду. Аналогия даже не с «клиникой», а с гостиницей из евангельской притчи о добром самарянине, которая послужила прообразом «клиники». И, кстати, соседей в клинике тоже было трое.
И еще заметим, что, как и рязановский Деточкин, герой фильма Данелии тоже очень любит детей, но находится в сложных отношениях с женщинами. Впрочем, как и гайдаевский Шурик.
Праздничная полночь
Раз уж речь зашла о рождественских сказках, нельзя не вспомнить ещё одного «пьяницу и дебошира» в исполнении актера Мягкова. Нет ли и здесь каких-либо параллелей?
Сразу заметим, что и здесь сосуществуют два пространства – обыденное московское и сказочное «ленинградское», которое разумеется не настоящий город на Неве, а условное Зазеркалье, где существует точно такая же квартира, но сказочная.
В этой сказочной «квартире» уже назначен новогодний Бал с участием героини и ее приходящего «мужа»-материалиста. Знакомство героини со «злодеем», тайно пробравшимся в «нехорошую квартиру», происходит до начала новогоднего праздника. После чего, как и в сюжете 22 главы, «злодей» оставляет героиню наедине с «мужем». Однако, после некоторого отсутствия «злодей» является на Бал преображенным – то есть протрезвевшим. И вот тут уже Ипполит показывает худшие черты своего характера. Пока, наконец, часы не пробили «праздничную полночь». И в этот долгожданный момент в роли «жениха» оказался вовсе не бывший «муж», а недавний «злодей».
Опять же сюжет у рождественской сказки самый незамысловатый, но канонический, с точки зрения соответствия подсознательным ожиданиям публики. Отдельные эпизоды тоже совпадают. Поход в баню с тремя компаньонами – такое же «чистилище», как и «клиника» в Романе. Есть несущественные отличия в трактовке – например, в окно вылетает на сам Ипполит, а его портрет. Тот факт, что у «жениха» была еще одна невеста, «неразумная», тоже не противоречит сюжетам притч, бывших прообразом сюжета Романа.
Краткое содержание других серий
Во многих других самых популярных фильмах тоже можно найти подобные взаимосвязи и общую структуру сюжета. Например, в сериале «Семнадцать мгновений весны» тоже есть два пространства – московское и зазеркальное «берлинское». Первое представлено военной хроникой, и на этой стороне – герой является простым советским полковником, одним из многих бойцов. В зазеркальном пространстве герой играет роль самого настоящего злодея в эсэсовской форме, который к тому же по мере сил направляет действия настоящих преступников – Мюллера, Гиммлера, Бормана.
Никто не станет отрицать, что ключевым эпизодом фильма (но не книги) становится появление на этом Балу тайной жены героя в сопровождении ненастоящего «мужа». Ну, и постоянный отсчет времени тоже имеет значение. Для действующих лиц Зазеркалья это всего лишь текущее время, и только голос за кадром знает, когда «оно придет, твое мгновение».
Встречаются подобные повороты сюжета и у зарубежных драматургов. Например, очень популярный у московских театральных режиссеров сюжет «Пролетая над гнездом кукушки». Тоже Зазеркалье, тоже герой, спасающийся от следствия в сумасшедшем доме. Только вот концовка другая, больше похожа на сюжет про Мула у Азимова, чем на булгаковский Роман. Ну, так ведь американская пьеса.
Более того, я могу смело утверждать, что в большинстве «культовых» фильмов и пьес, то есть таких, которые зритель готов смотреть по многу раз – есть отражение этого канонического сюжета, «плана», который полнее всего воплощен в булгаковском Романе.