— Ты не заснул?
Фрэнк поднял веки. Вирджиния в мохнатом розовом халате появилась в дверях. Пахнуло чем-то свежим и ароматным. Волосы ее были откинуты назад и собраны в пучок на затылке. Взор фиолетово-синий.
— Ты не спишь? — Она уселась на диван, закинув ногу на ногу.
— Думаю. — Он потянулся к ней.
— Думай, думай. — Джин отстранилась. — К делам фирмы ты так и не приступил?
— Не, — беспечно мотнул Фрэнк головой.
— Прискорбно. — Она встала и прошлась по ковру. — Еще до моего отъезда накопилось много неотложных дел. Клиенты могут поднять шум, а то и расторгнуть контракты. Подумал об этом?
— Не до них было. Ты понимаешь — речь идет о судьбе моего приемного отца.
— Понимаю. — Джин взяла сигарету. — Но не следует забывать о главном, о репутации конторы. Только и не хватало, чтобы кто-то остался недоволен нашей деятельностью. Уж не воображаешь ли, что заказчики придут в восторг от этой волокиты и, захлебываясь от филантропии, повысят нам гонорар. — Она щелкнула зажигалкой. К потолку потянулась струйка дыма.
— А мне начхать. — Грег действительно чихнул.
— Ну-ну. Мы сейчас в самом расцвете. Имеем массу выгодных предложений, и неосмотрительно бросаться, очертя голову, в какую-то сомнительную авантюру. Она же не даст нам ни цента.
— Эта, как ты говоришь, авантюра может избавить моих близких от беды.
— А нас от денег? — Она стояла перед ним, откинув руку с сигаретой в сторону, другую уперев в бедро.
— Удивляюсь, как это ты до сих пор не стала во главе «Гуппи», клянусь, порядка было бы больше.
— Э-э нет, дорогой. — Она стряхнула пепел в перламутровую раковину. — Каждый хорош на своем месте, мое счастье. Кроме того, я женщина.
— Ну и что?
— А то, — Джин разогнала ладонью дым. — Ты видел когда-нибудь обаятельную белую даму, которая бы посягала на мужские обязанности?
— Видел, малышка, и не только видел, но и…
— Не перебивай. Не дурачься, я серьезно. Мужские привилегии необходимы цветным, дурнушкам и неудачницам. Пусть работают.
— А ты злая, Джинни. — Грег попытался зубами схватить ее палец.
— Не придирайся.
— Я констатирую факт; ты эгоистка по отношению к людям, которые этого не заслужили.
— Я рационалистка. У меня свое мнение о месте мужчины и женщины. Надо довольствоваться тем, что определено богом.
— Бога нет.
— Не юродствуй. Когда надо, он есть.
— Когда тебе выгодно?
— Мне выгодно быть за мужем и за богом, как за каменной стеной. В моем понятии для этого-то они и существуют. Должны обеспечивать нас, один материально, другой морально. Ничем иным я заниматься не собираюсь. Жизнь коротка — надо наслаждаться ею.
— Но получается, слабый пол не должен трудиться или участвовать в общественной жизни? Не будет ли это оскорбительно? Не уронит ли достоинство женщин?
— Отнюдь нет. — Она покачала головой.
— Ну а любовь?
— Любовь? — Джин как-то загадочно улыбнулась. — В идеальном варианте можно одарить своего избранника и любовью, если он того достоин.
— А если нет? То есть не оправдает твоих надежд на то самое материальное благополучие?
— На нет и суда нет.
— Это аморально. Жить с нелюбимым.
— По-твоему, морально жить с бедным неудачником?
— Ладно. Но не будет ли женщине скучно ничего не делать? Говорят, от безделья даже миллионеры стреляются.
— Она станет помогать карьере супруга, способствовать его процветанию на общественном и служебном поприще. Быть украшением. И блистать среди избранных. Ты против?
— Я-а-а? Упаси господь. Кто же станет возражать, когда ему способствуют, продвигают, украшают. Но что делать тем, у кого нет твоей внешности, цвета кожи и достатка? И наконец, — он ударил себя кулаком в грудь, — такого мужа, как я?
— Не воображай, — она тихо засмеялась. — Не передергивай.
— Но ведь я обязан помочь Кребсу и его семье. Дело архиважное, им грозят непоправимые бедствия. Я обязан. Понимаешь? Обязан. — Фрэнк уставился на девушку.
— Не фарисействуй. Поменьше пафоса. Ты никому и ничем не обязан. А если станешь вести себя как мальчишка, то нас ждут неприятности ничуть не меньшие. — Джин побарабанила пальцами по скатерти.
— Но, любимая, как ты не поймешь? Мы рискуем потерять лишь часть дохода, а отец окажется в безвыходном положении, он и так в долгах по горло.
— Это, конечно, прискорбно. Помоги ему в меру сил, но не манкируй делами фирмы. Впрочем, хватит болтать, завтра все обсудим на свежую голову. Я пойду оденусь, а то бегаю, как на пляже, даже неудобно. Наряжусь, и куда-нибудь завалимся развлечься.
Грег отвернулся и, вздохнув, произнес с надеждой:
— Но я намеревался сегодня поработать. Потом сообщить Кребсу о результатах расследования — они весьма обнадеживающие. Если он отправится к своему начальству и, ссылаясь на мои выводы, выхлопочет, скажем, несколько суток отсрочки — уверен, все кончится сравнительно благополучно.
— Поработать сегодня? — Джин нахмурилась. — Ты хочешь сегодня работать? Не-ет. — Губы ее возмущенно задрожали. — Не-ет, уж этого, мой дорогой, не случится. Да, да, да. Не для того я, как глупенькая девчонка, летела сюда, чтобы после стольких дней разлуки сидеть и, пуская пузыри умиления, взирать, как он работает. Добро бы на себя, а то на какого-то дядю. Понятно?
— Но, крошка, у нас с Кребсом совсем не останется времени, — слабо возразил он. — И потом я же тут, с тобой.
— Хорошо. Мы никуда не пойдем. Видишь, я тебе уступаю, но уж к делам своим ты не притронешься. Учти. — Взгляд ее сделался колючим, слегка затрепетали ноздри.
— Ладно, согласен, но…
— Вот и умница, — она не дала ему договорить и хлопнула по плечу.
— Однако, Джинни, я хотя бы должен позвонить отцу и предупредить, вселить надежду, он же ждет, — вяло произнес Фрэнк.
— Ты никому и ничего не должен. — Она отдернула руку. — А следовательно, и не приблизишься к телефону. Знаю я эти штучки. Тебя уговорить ему ничего не стоит, ты мямля. Впрочем, я сама позвоню. Но только не Кребсу, а в ресторанчик за углом. Прикажу, чтобы сюда доставили шикарный ужин. Согласен?
— Звони, — буркнул Грег и махнул рукой, будто отогнал муху.
— Сейчас. — Она пошла к аппарату. — А потом телефон отключу, чтобы никто нас не беспокоил.
Последних ее слов Фрэнк не расслышал.
Грег судорожно проглотил слюну. Несколько секунд сидел, опустив веки. Затем встряхнулся и продолжил:
— Мы собирались пожениться, но непредвиденные события — преступления в районе, где служил Кребс, — кто-то мастерски раздевал людей — спутали планы.
— Я это помню, — перебил Эдерс. — Газеты трубили взахлеб. Чего только не понавыдумывали — и грех и смех.
— Кому смех, а кому и смерть. Начальство отца срочно потребовало найти виновных. Раздевали самых именитых и почтенных граждан. Я подключился частным порядком и уже вышел на верный путь. Но не успел сообщить Кребсу. Джин тогда не включила телефон, и отец не мог дозвониться. — Он прикрыл глаза, сжал челюсти, прошептал: — Кребс в припадке отчаянья застрелился. Остались вдова, малыш-внук и куча долгов. — Немного помедлил и добавил тихо: — Я разыскал преступника. Правда, вряд ли к нему применимо такое слово. Это был гений. Да, большой ученый. Автор исключительных открытий в медицине, физике, биологии, химии. Он сообщил мне, где находятся материалы изобретений, а сам отравился. Когда я возился с его аппаратом, произошел взрыв — мне оторвало кисть и выбило глаз. Остальное: как попал к вам в клинику, как за лечение внес деньги Мартин — он получил наследство после кончины шефа — вам известно. Гения того звали Роберт Смайлс. Он когда-то работал в научно-промышленном синдикате Дональда Робинсона, потом случилась темная и запутанная история, и Смайлс уехал в экспедицию профессора Эдвина в Египет. Там-то я, кстати, и напал на его след, и он привел меня сюда. Вот в общих чертах и вся моя биография.
Несколько минут они молчали. Затем Эдерс, будто стесняясь, спросил вкрадчиво:
— А вдова и внук Кребса?
— Еще будучи владельцем «Гуппи», я помог им расплатиться с долгами, дал денег. Сейчас живут более-менее терпимо на проценты от вклада в банк.