Они и открыли метод, как человеку стать сильным буквально в недели и не набором иногда трудноосуществимых мероприятий, а лишь облучением и инъекцией препарата.
— За несколько недель люди могут обрести силу атлета? — усомнился Грег.
— Да. И не просто сделаться сильнее, чем были, а в три-четыре, не исключено, в пять раз. Это зависит от, так сказать, исходного материала — природной мускулатуры подопытного. Как ведется процесс? Мы берем вытяжку ткани и готовим препарат. Затем делаем облучение частотой, допустим на увеличение.
— Извините, доктор, — перебил Уваров, — а когда может потребоваться уменьшение?
— Ну, во-первых, есть заболевания типа акромегалии или элефантизма — слоновой болезни, — в этих случаях происходит непомерное разрастание отдельных органов, и надо остановить рост, а впоследствии и рассосать ткань. Да и разговор идет не об одних мышцах, но и других тканях. Тысячи людей, особенно женщины, с превеликим удовольствием избавились бы от излишней полноты. Причем без всякого голодания и изнурительных процедур. Наконец, не забывайте: любая опухоль, злокачественная или просто липома — жировик, тоже ткань, и растить ее нет смысла. Как раз наоборот. Но продолжим о мышцах. После облучения вводим препарат, далее процесс идет своим чередом.
— А куда вводим? Во все мышцы или в какую-то определенную? — поинтересовался Грег.
— В любую, но они рекомендуют в те, что побольше. Реактив сам находит дорогу, не минет ни одной, будь то мышца сердца или уха. Мышцы начинают менять структуру и качество. Более того, если препарат наталкивается на дефект, скажем, рубец на сердце после перенесенного инфаркта, он восстановит мышцу, приведет ее в первозданное состояние и придаст новые положительные качества.
— Так это? — привстал русский.
— Совершенно верно, — продолжил доктор. — Инфаркт миокарда — зловещий недуг века — не только перестанет быть причиной смерти, но и вообще серьезной болезнью. Как заявляют Смайлсы, человек, прошедший облучение, становится невосприимчивым к мышечным изменениям. Разумеется, он может получить ту или иную травму, но и тогда происходит не рубцевание, как в настоящее время, а заживление и рассасывание, то есть мышца восстанавливается в нормальном виде.
— И на какой срок?
— На это, к сожалению, ответа я не обнаружил. Думаю, еще многое откроют те, кто будет разрабатывать их исследования и постулаты. Требуется масса опытов, экспериментальных подтверждений.
— А зависит ли операция от возраста пациента? — спросил Мартин.
— Несомненно. — Доктор почесал карандашом макушку. — Ее целесообразно проводить, как считают авторы, в 21–23 года, ведь именно до этого предела организм растет, он еще не окреп. Это, конечно, не значит, что при опасности для ребенка нельзя применять лечение — можно и нужно. Просто не следует без особой необходимости вмешиваться в естественное развитие.
— Как вы считаете, доктор, насколько увеличится сила пациента после операции? — Грег озабоченно посмотрел на Эдерса.
— Вопрос непростой. В нашем обывательском понятии сила — это сколько человек поднимает груза. На самом же деле все гораздо сложнее. В каждом внутреннем органе есть мышцы, и как это отразится на силе вообще, сказать затруднительно. Несомненно одно, человек станет мощнее, здоровее. Вы представляете, на пороге чего мы стоим? — Он окинул всех восхищенным взглядом. — Ничего вы не представляете, — с сомнением покачал головой.
— Отчего же? — встрепенулся Уваров. — Можно открыть клиники по производству сильных и красивых людей — мировых и олимпийских чемпионов. По восстановлению утраченных органов, обезжириванию пузатых. Наконец, лечению рака, сердечно-сосудистых болезней и прочая, и прочая. Люди станут прекрасны как боги, как Венеры и Аполлоны…
— И безмозглы, — в тон добавил Грег.
— Почему же? — возразил Эдерс. — Работы Смайлсов в генной инженерии сулят и на этот счет много заманчивого. Так что перспективы создания гармонически развитого во всех отношениях человека весьма радужны.
— Для кого? — прищурился Грег.
— Для людей, разумеется. — Доктор вскинул брови, удивляясь наивности вопроса.
— Для каких? Есть такие, что только и грезят, как бы сделать человека сильным и здоровым, подобно быку, и таким же глупым, тупым и неприхотливым. Которому для полного счастья достаточно клочка сена и теплого хлева.
— Но это же сумасшедшие! Маньяки! — воскликнул с жаром Эдерс, но вдруг осекся.
— Вот почему Смайлс и намеревался уничтожить открытия, — продолжал Грег. Щеки его пылали, глубже обозначились носогубные складки. — И я его прекрасно понимаю. Наше общество еще не доросло нравственно до этого. И пока в нем властвуют те, кому выгодно, чтобы люди трудились, как лошади, как автоматы, о которых говорил Уваров, такому обществу опасно вручать подобные открытия. Дельцы и монополисты заинтересованы в создании стада бездумных исполнителей, им легко управлять, оно не объединится для борьбы, не выйдет на демонстрацию, не потребует отмены милитаризации и запрещения атомного оружия, справедливого распределения доходов и смены кабинета министров. Вот чего опасался Смайлс, решая оставить в тайне свои изобретения.
— Но ведь теперь тайны нет? — возразил Эдерс. — Мы же в силах помочь человечеству.
— Опять возвращаемся к старому, начинаем жевать собственный хвост. Мы уже говорили: нас раздавят и растопчут промышленники и гангстеры. — Грег махнул рукой. — Ладно, шут с ними. Над кем станем экспериментировать, ваше веское слово, доктор?
— Над вами. Вы подходите по всем статьям. Причины я объяснял. Вы-то не против, Фрэнк?
— А что остается? — Он выпятил губы, как ребенок. — Буду до конца царапать чело венцом мученика.
— Тогда, друзья, — Эдерс встал, — прошу наверх, там все смонтировано и готово к действию…
Грег разделся и улегся на кушетку под рефлектор.
— Включайте облучение, Миша. — Эдерс повернулся к Уварову. — Засеките время. Полчаса спустя — вырубите. Ведите историю болезни, как и раньше. Я приготовлю препарат. — Он стал возиться с никелированным боксом, в котором кипятились шприц и иголки.
Загудела установка. Под рефлектором засветился неосязаемый светло-фиолетовый ореол. Постепенно он приобрел странный лиловатый оттенок.
— Что чувствуете?
— Ничего, — усмехнулся Грег. — Как и в прошлый раз.
— Время вышло! — Физик щелкнул тумблером.
Наступила тишина, свечение снова каким-то совершенно непонятным образом втянулось в рефлектор и исчезло.
— Сделаем две инъекции. Одну в ягодицу — переворачивайтесь. Другую — в двуглавую мышцу. — Доктор ввел иглу. — Не дергайтесь — это не больно.
— Ничего себе, будто раскаленным штыком. Вот в вашей клинике медсестра-брюнетка, с ней вы резались в картишки…
— Замолчите! — прикрикнул Эдерс. — Как теперь?
— У-у-у, — прогудел Грег.
— Что у-у?
— По всему телу словно разбегаются букашки с раскаленными лапками, даже по ушам ползают. О-о!
— Это вам кажется. Слабости не ощущаете? Нет? Вставайте.
— О-ох. — Грег поднялся и набросил халат.
— Через каждый час будете под моим руководством пять минут делать гимнастические упражнения.
— Весь день? — ужаснулся Грег. — Надеюсь, питаться-то мне не возбраняется?
— Чувствуете аппетит? — встрепенулся врач. — Ешьте сколько влезет, чем больше, тем лучше, и что угодно, желательно сладкое, острого поменьше. Мартин, возьмите это на себя, пожалуйста.
— Буду откармливать, доктор, как рождественскую индюшку…
На следующий день, спустя полчаса после второй инъекции, Грегу стало плохо. Он лежал, тяжело дыша, укрытый по горло простыней. Хрипло постанывал сквозь сжатые зубы. Лицо пылало, губы пересохли и потрескались. Несмотря на включенный для обогрева кондиционер и жару, его бил озноб. Температура подскочила до сорока по Цельсию. Резко поднялось кровяное давление.
Эдерс, ссутулясь на краю кушетки, не выпускал из рук запястье. Его обычно круглые щеки ввалились, усы обвисли, черная грива взлохматилась, волосы прилипли ко лбу.
Уваров и Мартин с осунувшимися лицами стояли рядом, нервно переминаясь с ноги на ногу.