Выбрать главу

«Боже, неужели и она, как все, рада-радешенька, что ее обнимают, целуют? Жаркий поцелуй сорокалетней женщины — предвестник победы над ней».

Разговор не клеился. Он питал к ней недоброе. Она почувствовала измен­чивость его настроения.

— Извините меня, ради бога. Я боялась, что вы меня увезете к черту на кулички. Наверное, я слабая. Простите. Но ваш поцелуй мне приятен. Я его ждала... очень, — открыла она ему правду, когда он остановил машину рядом с ее домом у антикварного магазина.

Он подобрел:

— Не унижайте себя. Меня простите за мальчишеское озорство. Тогда мне хотелось вас целовать, хочется и сейчас. Дайте мне руку. Еще тридцать секунд. Я понимаю, положение замужней женщины обязывает быть осмотри­тельной. Я хочу запомнить ваши глаза.

Он нежно поцеловал ей руку.

— До свидания.

— До встречи.

Не уезжал, ждал, пока она войдет в арку. Она повернулась, помахала рукой. И он понял, что был не прав. Ему не хотелось, чтобы она уходила, очень не хотелось.

В этот день у Олеси все валилось из рук. Разбила свою любимую корич­невую чашку. Взялась было стирать трусы, носки, майку мужа... Передумала. Оставила в ванной до вечера. Пошла со старшей дочерью пить чай. Ей не хотелось оставаться одной... мысли о нем преследовали ее.

Оля с подружкой, тоже неудачницей, — обе не поступили на библиотеч­ный факультет Института культуры, — устроились ученицами на завод теле­визоров. Август не интересовался судьбой дочери. Сказал только, что в его роду «таких тугодумов не было».

— Хорошо. Она пошла в мой род, и закончим этот разговор, — раздра­женно оборвала его Олеся.

Дочь была довольна. Она получила первую ученическую стипендию: шестьдесят рублей.

— Трудно там, дочка?

— Не так трудно, как скучно и нудно. Берешь плиту, капаешь олово и паяльником, пшшш... следующая плита. Конвейер, одним словом. Мы реши­ли с подружкой пойти на вечерние подготовительные курсы при университе­те. Будем поступать на биологический.

— Держись ее. Она серьезная. Мне нравится. Не увлекается как сумас­шедшая этими панками и металлистами.

— Мама, что в этом плохого. Ты уже становишься похожей на отца. У вашего поколения были свои кумиры, у нашего свои. Пойду спать. Глаза сли­паются.

— Отдохни.

На час раньше обычного пришел раздраженный Август, не включил даже телевизор. Проголодался. Ел молча, быстро.

— Баб к руководству подпускать — преступление, — по обыкновению начал он, закуривая. Она знала: пока не выскажется, не отстанет, будет ходить за ней следом и вещать, как пионервожатый.

— Наша дура дала указание через секретаршу забронировать в Бресте шестьдесят гостиничных мест. Секретарша, тюфяк, не перезвонила, не уточ­нила, кто будет, кто не может приехать. Бронь осталась на все семь дней. При­ехали половина участников семинара. Кто в этих номерах? Никому нет дела. Транжирят государственные деньги. Я, естественно, по приезде сделал втык безмозглой секретарше. Так она в позу. Давай учить меня, жалуется Сера­фиме. А эта пава сыторылая в ФРГ на семинар ездит, валюту нашу с тобой сжирает, поучает меня. Дерьмо.

Он неожиданно зло и строго, впервые за совместную супружескую жизнь, спросил:

— Может, и у тебя есть любовник?

— Нет. Прямо меня в краску ввел, — она растерялась.

— У нас через одну. Вырываются в командировки, лишь бы с глаз долой, и в гостиницах сношаются по-черному. Без разницы. Шестидесятилетние ста­рики, двадцатилетние юнцы... Дерьмо. За них всю работу делаю. Я им пробил диагностические центры на двух крупных заводах. Заключил три договора. Сам на машинке текст печатаю. Внедрил три методологии.

— Обещали ведь тебя повысить в должности, — решила взбодрить его Олеся.

— Они все недолюбливают меня. Выдры эти общипанные. Я купил туа­летной бумаги, — перешел он на темы быта и хворей, — полчаса стоял в очереди. Дожились с этой перестройкой. В туалет идешь без удовольствия. У нас есть растирания для спины?

— Меновазин? Есть.

— Просифонило, видно, в поезде. Пристали в купе две наглые бабы и почти силой заставили уступить нижнее место женщине с трехлетним ребен­ком. Полудебил, на нем уже воду возить можно. У тебя знакомого стоматоло­га нет? Как ни схожу к нашей маразматичке-пенсионерке, так через неделю пломба вылетает.

— Есть. Позвоню.

— Только заранее спроси: есть ли у нее фээргэшный импортный материал.

— Спрошу.

— А где маленькие ножницы? Опять на место не положили?

— Состриги ногти другими.

— Ты же знаешь, на ногах ногти я стригу маленькими ножницами.