В последние месяцы Лера читала только и исключительно рекламные объявления; она с успехом превращалась в женщину-бирку, женщину-компьютер, держала в своей маленькой головке, сидящей на широких плечах, банк данных: что, где, как продается и меняется.
— А вы еще на свой телевизор декодер не поставили?
— Милая моя, зачем он нам. Сорок лет надо стоять в очереди на видеомагнитофон «Электроника».
— А я пригласила кооперативщика и поставила. Позже будет дороже. Одна моя знакомая брала напрокат видео с кассетами... у знакомого. Пригласила меня... Доложу вам... це гарно. Я прошла огонь, воду и медные трубы, но на их Западе, особливо немцы, такое выделывают, шо нашим бабам еще ой як далеко. Вот прибыльное дело. За сутки сто рублей возьми да и выложи. А оце кажуть, большие деньги можно настругать за компьютеры. Ну, как босоножки?
— Жмут.
— Жалко. Ты в них просто куколка, как Тэтчер. За что пьем?
— За что теперь модно пить? За успех перестройки, — подсказал Август.
— Нехай так. Мой уже перестроился. С товарищем сделали на заводе самогонный аппарат, пронесли через проходную и установили в ванной. Боже мой, из чего только они эту заразу не гонят, всэ идет в ход — пшено, сухари, сахар, перловка. Вот ей-богу, налей конскую мочу, и из нее выгонят самогон. Намая- лася с ним, жуть. Сосед на пятом, над нами, — цемент в дом, плитку черную в дом, стекло в дом... а мой веревку для белья на балконе повесить не умеет. Я бы его почку продала, если бы за СКВ купили. Ей-богу. Мечтает уже о безработице, хочет постоянное пособие получать. Пропьет за один день.
— Наивный или глупый... кто ему до пенсии пособие платить будет? — посочувствовал Август.
— Шо об нем говорить. Чокнулся человек. У вас добре. По-человечески. Выпили, поговорили, посмотрели телевизор, — Лере не хотелось уходить, она ждала еще шампанского, но раздался телефонный звонок. Леру искал Никита. Она его успокаивала: — Хорошо, хорошо. Не паникуй. Я все помню. Не забыла. Не паникуй. Чакай, я позвоню. — Лера вернулась к кухонному столику.
— Уже неможется. Пять минут потерпеть не может. Я ведь пробовала его бить. Вот этой рукой. Колотила, як Степан Аксинью, когда она з Гришкой слюбилася. Так вин бегае по хати и кричит: тильки не би по голови, бо дурнем зробишь, и я буду какать по всей квартире. Смех. В гробу легче было бы лежать, як с ним жити. А как все приятно начиналось. Мы разом пели в детском хоре Дома пионеров. И он, мой кареглазый Никитка, ангельским голосочком выводил: «Знают горы, равнины и реки, знает каждая травка в пути: Ленин с нами, он с нами навеки, он в суровой борьбе впереди». Благодарный зритель рыдал от умиления. Я втюрилась в солиста по самые уши. Если бы он знал, куда приведет его эта борьба... Принес вчера домой бутылку «Даляра». Меня такое зло взяло. Я его послала за бульбою, а он нясе вино. Хвать я эту бутылку, думаю, вылью в туалет к чертовой матери. Он за мной: «Отдай, не переводи добро».
Бутылка тут упала и пробила в унитазе дырку. Пошел он в домоуправление. На складе запасных унитазов нету. Обещали через неделю. К соседям наверх он стесняется ходить. Должен червонец. В строительное общежитие его уже не пускают. По пьянке там с кем-то побился. В филармонию ходить, там чистый туалет, ему нравится, но надо билет покупать на концерт. К рынку совсем далеко... едва добежал один раз. Думаю, вы люди самые добрые, все же это житейское, думаю, пойду попрошу у вас... Он придет со своим дезодорантом. Я купила в галантерее около Генштаба. Уже завтра, он звонил знакомому сантехнику, что дома Совмина обслуживает, тот обещал притащить унитаз. Акрамя вас няма до кого и звярнуться. Альбо жлобы вокруг, альбо эгоисты. Да что там туалет, они воды из туалета жалеют. Сидит, бедняга, терпит, ждет меня. Ой, мне шампанским голову закружило, забыла про него... Это дело житейское.
Олеся глянула на Августа, тот пожал плечами.
— Пусть приходит.
— Спасибо. За угощение спасибо.
— Только, Лера, предупреди, что мой туалет не вокзальный, он круглосуточно не работает, — пошутил вдогонку Август.
— Конечно, конечно! Я яго после двенадцати на улицу выгоняю. Няхай с собаками на кустах метки ставит.
И они все рассмеялись. Пятясь к дверям спиной, Лера ушла.
— Соседей, как и родителей, не выбирают, — сказала Олеся, убирая со стола.
— Они меня уже начинают своей назойливостью раздражать. Я и сам не цаца, несовершенен... Я, может, и тебя не достоин... Но я боюсь остаться один, боюсь тебя потерять. Тебе со мной скучно? Меня не хватает на многое. Я поздно опомнился, что все бежит мимо меня... и я не протестую. Не называй меня, ради бога, неудачником. Мне будет тяжело это пережить. Если у тебя есть любовник... тоже не говори. Отрицай. Мне часто снится сон, что я еду с тобой в «скорой помощи»...