— Вот. Здесь вся жизнь человека, который верил, что правда и истина должны торжествовать. В конце телефон его племянницы, моей медсестры.
Любомир развязал серо-белую завязку, открыл и опешил: на первой странице было написано «Н. И. Барыкин», номер телефона и домашний адрес.
— Я почему-то верю в успех. Мы должны победить, — загорелась Олеся.
Он заметил для себя, что она употребила слово «мы».
— Ты умница. Хорошо. Я детально со всем ознакомлюсь, и мы... все обмозгуем.
Он и не заметил, что тоже употребил слово «мы». Обычно он заключал коротким самоуверенным «я». Ему было стыдно признаться, что он с этим делом великолепно знаком.
— Я горжусь вами, сударь.
Она поцеловала его.
— Не перехвалите.
— Нет, горжусь и все...
До выборов оставалось две недели. Он не советовался с Камелией, она потеряла интерес к его работе. Пелена идеологической химеры развеивалась, к нему возвращалась решительность. Он просчитывал разные варианты: и остановил свой выбор на старом друге, корреспонденте «Литературки», который совсем недавно вышел из партии. Позвонил ему и вкратце обрисовал свою будущую статью. «Если принесешь завтра, она увидит свет за два дня до выборов. Через неделю этот номер уже будет сверстан». В третьем часу ночи статья была готова и начисто отпечатана. Всю ее пронизывал мощный эмоциональный заряд, который не смогла вытеснить оголенная, суровая правда... Он писал, как в былые времена, душой и сердцем. Рефреном проходила боль за жизнь простого человека, который прожил ее честно, с верою и ответственностью перед Богом, не сомневаясь, даже в горькие минуты унижения, что найдутся другие, которые будут жить по тем же законам. На них, совестливых и гордых, держится Отечество.
Эпилог
Теперь уже, дорогой читатель, трудно судить: возымела ли действие статья Горича, или предопределил исход Его Величество Случай.
Попалась писулька Николая Ивановича в руки бузотеру, завсегдатаю пивных ларьков заводскому грузчику, успевшему и в тюрьме посидеть, и страну поглядеть. Его с корешами со ступенек гастронома не столкнуть, неровен час, и зубов недосчитаешься. Не понравился крутому грузчику кандидат в депутаты «сытой мордой и хитрыми глазами», понравилось предупреждение Барыкина, в котором местный скандалист распознал, очевидно, знакомый и ему крик души. Грузчик смело и открыто в присутствии группы поддержки «выдавал» перед собравшимися кандидату. Никто не знает, из чего складывается неудача, удача распознается и самим человеком. Кандидатура Злобина в первом туре не набрала необходимого количества голосов. Последовало переголосование, в котором он проиграл беспартийному инженеру двадцати шести лет. Относительно чисто, без альтернативы — сдержали слово, — прошел в депутаты Горностай, как и большинство его коллег из аппарата. И это, не исключено, добило завистливого ректора. Быстротечная форма рака, саркома, в одночасье свела его в могилу. Пережил он Барыкина всего-то на каких-нибудь полгода. Возглавить комиссию в Верховном Совете Горностаю не удалось, его не избрали и в состав этого совета. Унывать не пришлось. К осени он, к радостному удивлению семьи, получил от партии новое назначение: послом в одну из азиатских стран. Остался доволен, но не простил Любомиру, что тот, как предатель, изрядно пощипал и его в той предвыборной статье в «Литературке». И Любомир не больно-таки убивался, потеряв расположение и покровительство секретаря. Его негласно отдалили от партийной верхушки, слегка пожурил шеф, мол, надо было посоветоваться с ним, но и это не играло существенной роли. Горич подошел к зениту жизни. Он не искал в себе новое, неизвестное, он медленно возвращался к естественному своему «я». Переписал, чтобы помнить, в свой блокнот мудрое изречение Николая Ивановича: «На земле есть суд гражданский, людской, есть суд совести и суд Бога. И не прожить никому и дня, чтобы не ответить за свою жизнь перед этими тремя судами».
Любомир не сомневался в истинности этих слов, трагизм был в другом: как поздно приходят люди к пониманию их смысла.
Перевод с белорусского Натальи МАРЧУК.