– Вот и отлично! Работа, значит, кипит.
– Папа. – Джо протянул к нему руку. – Она выглядела такой счастливой, изменившейся, прямо как раньше. Ну… – он повел плечами, – какой она могла бы быть раньше. Папа, прошу тебя, постарайся не ссориться с ней. Хотя бы до тех пор, пока…
Дэниел посмотрел в лицо этому высокому мужчине, светящемуся добротой, и подумал: как странно, что два человека, которых он действительно любит и с которыми не связан кровными узами, оба вступились за его жену, признавая в чем-то ее правоту. И он спокойно ответил:
– Я сделаю все возможное. Ведь я никогда не был нарушителем спокойствия. Но, как ты думаешь, что случится, когда лопнет этот мыльный пузырь? А зная ее, можно с уверенностью сказать, что он лопнет. Удивляюсь только, почему это до сих пор не произошло. Вот увидишь, его достаточно будет просто уколоть булавкой. Ну ладно… ладно, я не стану с ней ссориться, по крайней мере, первым. Не возьму эту булавку в руки.
3
И мыльный пузырь действительно лопнул. Всего через пять дней после того, как Дона привезли домой. С самого начала стало очевидным, что Уинифред решила больше не разговаривать с мужем и не обращать внимания на Аннетту.
А затем возникли непредвиденные осложнения. Речь шла о размещении еще одной односпальной кровати в комнате Дона. Эта кровать имела двойное предназначение: во-первых, Аннетта смогла бы спать рядом с мужем, а во-вторых, Дона можно было бы перекладывать на нее на то время, когда надо перестелить его собственную. Но вечером, накануне приезда Дона, кровать оказалась вынесенной в соседнюю гостиную. Чтобы передвинуть ее, Уинифред, видимо, пришлось позвать со двора Джона и Билла. И если не Дэниел сам распорядился перенести кровать обратно, то только потому, что не успел заметить перемены. Дэниела опередил Джо, бывший в сильном возбуждении из-за возвращения Дона. С помощью Стивена он разобрал кровать и вернул ее на прежнее место. А Уинифред пришла в ярость, решив, что это сделано по инициативе мужа.
Затем она поняла, что так распорядился Джо, и тут же накинулась на него:
– Как ты посмел!
Продолжить ей уже не пришлось, потому что ответ Джо заставил ее придержать язык за зубами.
– Ты ничего не можешь с этим поделать, мама, – сказал Джо. – Они женаты, она его супруга, и ее место рядом с ним. И тебе самой, и всем вокруг станет гораздо лучше, если ты примиришься с этим.
Уинифред была если не поражена, то, во всяком случае, удивлена. Ведь раньше именно Джо отличался от всех домочадцев тем, что разговаривал с ней почтительно, стараясь загладить все раздоры.
Уинифред демонстративно вышла из комнаты. Однако кровать осталась на месте.
Но с тех пор каждое утро Уинифред встречала сиделку, направляющуюся на дежурство к Дону, и давала ей необходимые распоряжения.
Женщина средних лет, сестра Прингл уже много лет проработала сиделкой в частных домах. Ей и раньше приходилось встречать людей типа Уинифред. Поэтому она лишь улыбалась и отвечала ей: „Хорошо, миссис Кулсон", – а сама делала все по-своему.
Отдав распоряжения сиделке, Уинифред обыкновенно отправлялась завтракать. И, казалось, никакое бедствие не смогло бы оторвать ее от еды. На самом же деле чем больше она волновалась, тем больше ела. Только закончив завтрак, Уинифред шла навещать сына. Ей приходилось подавлять в себе желание прямо в ночной рубашке, едва проснувшись, сразу бежать вниз к нему – только потому, что она боялась увидеть Аннетту рядом с Доном, а то и на одной постели.
За прошедшие недели Уинифред пришла к выводу, что Аннетта Эллисон изменилась так сильно, что в ней не осталось ничего от той тихой воспитанницы женского монастыря, которая была обручена с Доном. Как будто, выйдя за него замуж, она сразу достигла зрелости.
Ей приходилось ограничивать себя и еще кое в чем: она теперь не могла целовать и ласкать своего сына. После свадьбы ее близость, казалось, обижала Дона. Она не хотела признаться себе, что его протест против этой близости начался еще задолго до того рокового дня.
Уинифред уступила мужу и Джо право следить за сменой постельного белья Дона. Но когда она узнала, что сиделка не будет заниматься купанием Дона, она сказала Аннетте, что возьмется за это сама. На это Аннетта ответила: „Он и мне-то не разрешает купать его, значит, и вам не разрешит". Уже несколько раз за последние пять дней Уинифред так и подмывало ударить по этому юному уверенному лицу. Она не считала его красивым. Для нее Аннетта даже не была хотя бы просто хорошенькой.
И теперь, пересекая залу на пути к сыну, она, как обычно, пыталась обуздать себя. Вдруг Уинифред услышала смех, доносящийся из его спальни. Зубы ее сжались. Она открыла дверь и обнаружила причину смеха. Ее старший сын Стивен – хоть ей это и было неприятно, тем не менее он являлся ее сыном – стоял спиной к кровати и, улыбаясь во весь рот, кричал:
– Давай, Дон, давай! Похлопай меня по спине. Давай! Мэгги всегда так делает, когда я хорошо себя веду. Я ведь хорошо себя вел! С тех пор как ты вернулся домой, я был хорошим мальчиком. Так что давай!
Ни сиделка, ни Аннетта не обернулись, когда вошла Уинифред. Обе они смеялись, глядя на Дона. Как тот вытягивает руку и хлопает брата по спине.
– И еще разок, за сегодняшний день!
– Да, Дон, сегодня я тоже буду себя хорошо вести. И, знаешь, завтра я помогу поднимать тебя. Я попросил папу, и он мне разрешил, ведь я сильный как бык. Я перетаскивал кровать вместе с Джо. Да, я…
– Стивен!
Парень притих и выпрямился, тело его напряглось.
– Да, мама.
– Иди наверх в свою комнату.
– Но ведь я… Я только что спустился, мама. И Дон радуется, когда я прихожу. Я его развлекаю.
– Иди, иди наверх к себе.
Стивен посмотрел вниз, на Дона. Тот кивнул ему и сказал:
– Ты сейчас иди и приходи попозже. Мы будем пить кофе с шоколадными пирожными.
– Вот здорово, Дон. Шоколадные пирожные! – Стивен отошел от кровати, сделал крюк, обходя мать, и вышел.
Уинифред повернулась к сиделке.
– С ним нужно обращаться строже. Он не должен приходить и уходить, когда ему вздумается. Дон устает от него.
Она перевела взгляд на сына, как будто и не ожидала никакого ответа. Сиделка и не ответила, зато отозвался сам Дон. Тихим голосом он проговорил:
– Я совсем не устаю от него, мама. Мне хочется его видеть.
Уинифред пропустила это мимо ушей и спросила:
– Ну, как ты себя чувствуешь? – Она подошла к изголовью кровати и склонилась над сыном.
– Я хорошо спал. В сто раз лучше, чем в больнице. Скоро я пересяду в кресло, о котором вчера говорила сестра. Ведь правда, миссис Прингл?
– Может, и так. Это зависит от разных обстоятельств. Но, как и вашему брату, вам придется быть хорошим мальчиком. – Сиделка перевела взгляд на Аннетту: – А теперь вы можете снова заниматься мужем. Я пока пойду позвонить. Мне нужны кое-какие лекарства, и еще я должна переговорить с мистером Ричардсоном.
– Что вы хотите сказать мистеру Ричардсону? Сестра Прингл посмотрела на Уинифред и спокойно ответила:
– Хочу доложить о моем больном.
– Вы можете передать мне, и я сама с ним поговорю.
– Извините, миссис Кулсон, но это входит в мои обязанности. Я подчиняюсь распоряжениям мистера Ричардсона.
– Да вы просто нахалка!
– Мне очень жаль, если вы так думаете. Может, у вас есть какие-нибудь жалобы…
– Сестра! – Аннетта стояла по другую сторону кровати и расставляла цветы на столике около окна, но ей пришлось оторваться от своего занятия. – Делайте, что считаете нужным. И я ни в коей мере не считаю вас нахалкой. Мой муж очень благодарен вам за внимание. Правда, Дон?
Нижняя губа Дона задергалась, и он пробормотал:
– Да, да, я очень благодарен… А… а ты должна простить маму. Она не знает заведенного порядка. – Дон выдавил из себя слабую улыбку. – Ей не приходилось застревать в больнице на долгие недели.