– И как ему это удалось?
– Что? Уговорить Ребе?
– Ну да.
– Он пообещал ему полную свободу действий и дипломатическую поддержку для работы на всем пространстве бывшего СССР. И дешевле отсюда ездить, чем из Аргентины, правда? В том числе и в Эрец Исроэл [26] . И ресурсы под рукой. Налоги у нас, как я тебе уже говорил, четыре процента с чистой прибыли. Пообещал им законодательно разрешить ритуальный забой скота, обязать всех, кто нанимает на работу евреев, выгонять их отдыхать в субботу. Много чего наобещал. И выполнил, кстати. И собственность вернул. Всю, что до войны мельницким принадлежала. До последнего камушка. Они отлично ладят, между прочим.
– Ладят?!
– Обязательно. Беседуют частенько.
– По-чешски?
– А что, это так удивительно?
– Удивительно. Представь себе.
– Ну... Может быть. В этом есть нечто мистическое, согласен. Но я сам такой.
– Дан... А про посох Моисея? Это правда?
– Андрей, – Майзель покачал головой, усмехнулся. – Какой еще посох Моисея? Ты же большой уже, чтобы верить в эти сказки.
– Мы, христиане, верим в чудеса. Для тебя это новость?
– Чудеса? И в еврейские чудеса вы тоже верите?
– Все чудеса – Божьи, Дан.
– А я ни в какие чудеса не верю. Потому что сам делаю их каждый день, – он опять усмехнулся, и опять эта усмешка неприятно кольнула Андрея, потому что так недвусмысленно намекала на дистанцию между ними. – Нет, это не посох Моисея, конечно. Насколько я слышал, этот пастуший инструмент якобы несет в себе частичку того самого посоха. И как будто, стоит Мельницкому Ребе взойти на Святую Землю, тотчас выйдет наружу сокрытый Ковчег Завета со Скрижалями, Водой из Камня и Манной небесной. Разумеется, это тоже легенда. Но есть что-то в том, что израильские власти неоднократно заявляли о нежелательности присутствия Ребе в Израиле. Я не очень разбираюсь во всей этой мистической белиберде. Если хочешь, я велю составить для тебя сводку по вопросу.
– Спасибо, – Андрей повел плечом. – В другой раз.
– Да пожалуйста, – Майзель усмехнулся. – Возможно, в Иерусалиме тоже сидят люди, которые верят в эту чепуху.
– А ты?
– Я не верю. Авторитет Ребе и вправду велик. Он много работает со своими людьми и с евреями вообще. Но признавать его единственным авторитетом? Нет, это мне очень странно. Конечно, легенда о посохе Моисея – аргумент из разряда зубодробительных. Но это, повторяю, всего лишь легенда, – Майзель снова сделал глоток. – Ребе сам приехал в Чехию. Если бы он не захотел, его никакие королевские посулы не затащили бы сюда. Но при этом он никак не желает меня понять.
– В чем?
– В том, что я люблю эту землю. Эти люди нравятся мне. Я не смешиваюсь с ними, но люблю их. Он, наверное, не понимает этого и боится, как все люди боятся того, чего не понимают. Хотя именно он-то и должен был бы понять меня, как никто иной. Да я и сам не понимаю, что меня здесь так хватает за живое, – он поставил бокал на столик и откинулся на спинку дивана, заложив ногу на ногу. – Может быть, в самом деле пепел стучит в мое сердце? Или те камни, что, по преданию, лежат в фундаменте Старо-Новой синагоги и привезены сюда из развалин Иерусалимского Храма?
– А, так в это ты веришь, – Андрей тоже отхлебнул немного коньяка.
– В этом нет ничего сверхъестественного, – Майзель пожал плечами. – Это просто. Или почти просто. Я не знаю. Я только знаю, что здесь мне хорошо. Здесь меня понимают и поддерживают во всем. А счастье – это когда тебя понимают. Не больше. Но и не меньше, Дюхон.
– И тут они тем же самым занимаются, чем в Аргентине?
– Именно. Только с еще большим размахом. Мельник ожил, сельские угодья вокруг – опять их вотчина, кошерное мясо по всему миру продают, денежку зашибают и тратят ее с умом и разбором, чтобы в синагогах снова было тесно. Ты же слышал, наверное, что кашрут [27] мельницких признают все без исключения общины? А Ребе с ешивой [28] Вацлав в Прагу затащил. Такие же они, как мы с величеством. То же дело делают. Только на другом фланге, куда нам с королем не с руки лезть. Понимаешь?
– Я думал...
– Ты думал неправильно, дружище, – Майзель снова налил коньяк в бокалы. – Я горжусь вовсе не тем, что все делаю сам. Я сам, кстати, довольно давно уже не лезу в детали. Я страшно горд собой за то, что вытягиваю из самых разных людей их самые сокровенные и гениальные идеи и вдохновляю их на воплощение этих идей. Это самое высшее наслаждение, которое мне доводилось испытывать в жизни до сих пор. Я катализатор. Закваска. Затравка. Бикфордов шнур. И мне это чертовски нравится.
– Рехнуться можно. А недостатки у тебя есть?
– Обязательно, – просиял Майзель. – Я не дипломат. Я танк. Я ненавижу дебилов и хапуг и не могу с ними работать. Особенно таких евреев. Меня просто трясет от таких. Я ненавижу тупую и хамоватую совково-местечковую жидовню, заседающую в «синагогах», где миньян [29] -то не вдруг собрать удается, требующих, чтобы я забросил все свои дела и немедленно и безо всяких условий предоставил в их полное и безотчетное распоряжение все мои и не только мои ресурсы до последнего геллера [30] . А потом они подумают, что смогут сделать. Только вот это вряд ли. Я с этой публикой не могу не то, что работать – даже в одном пространственно-временном континууме находиться. Думаешь, я не пытался? Пытался. Особенно в самом начале. Знаешь, что из этого вышло? – Майзель наклонился вперед, поближе к Андрею. – Они сказали: о, ты тут! Коль а кавод [31] ! Давай быстро бабки сюда! Нет, подождите, парни, у меня есть план... Какой план, а ид [32] ?! Ты сдурел, что ли?! Твой план – говно, давай сюда бабки и смотри, как мы будем хреначить их направо и налево, какой мы гужбан устроим! Хочешь, тебя возьмем в тусняк, так и быть. И когда они поняли, что не получается по-ихнему, они сначала страшно удивились. Это че, типа, за дела?! Потом обиделись. А потом и разозлились, когда увидели, что все, у кого есть хоть капля совести и желания чего-нибудь сделать настоящего, бегут от них ко мне. И начали мне пытаться мешать. А я не стал ждать, пока Ребе соберется сказать свое веское слово, и врезал от души. Ну, а Ребе мне за это врезал... Не совпали мы с ним во мнениях по поводу методов. Что он мне и не преминул сообщить. Ну, я, знаешь, тоже за словом в карман не полез. В общем, поговорили, – Майзель снова вздохнул и печально улыбнулся. – Я убежден – если бы Всевышний хотел, чтобы я жил по заветам Ребе, он бы так все и устроил. Ну, а поскольку у нас с ним... – Майзель остановился. Словно хотел сказать что-то, но решил в последний момент, что не стоит. – Ребе чудный старикан. Если бы он не был таким упертым! Ну, тогда он не был бы Ребе, – Майзель снова улыбнулся, на этот раз – весело. – Как говорит Рикардо – тяжело с вами, народ жестоковыйный.
– Рикардо?
– Рикардо Бонелли. Урбан Двадцатый.
– А-а-а... Вы тоже друзья?!
– Обязательно, Дюхон. Разве можно что-нибудь стоящее сделать на этом свете без Ватикана?
– Понятно. И давно?
– Порядочно.
– А он что по этому поводу думает?
– Что у меня все еще впереди.
– Ох, Дан... А как же с Израилем, вообще?
– Мы стратегические партнеры. Союзники. Экономика, наука, военное строительство, разведка. Мы и Японию впрягли в это. И мир теперь другой. И чучмеки попритихли. Они не сдались, понятно. Пока. Но мы их додавим, Дюхон. Обязательно, – Майзель допил коньяк одним резким глотком. – Конечно, все очень непросто. Они так привыкли к тому, что только американцы были с ними, привыкли к этому вечному топтанию на месте, к поиску кошелька под фонарем потому, что там светло. Никак не могут поверить, что мы всерьез. Мешают разные мелочи. Ученые израильские к нам едут, видите ли. Ничего удивительного, – здесь и условия лучше, и зарплаты, и климат. И наши войска вместо вечно пьяного батальона прежней ООН, не вылезавшего из бардаков, им тоже ох как не нравятся. Хотя ведь это именно мы сделали выход из Ливана возможным. И встали там сами, и не даем чучмекам ползти туда и убивать ни христиан, ни евреев. Когда Ребе заявил, что Израиль не имеет права просто так вывести войска из Ливана, бросив на произвол судьбы союзника, два десятилетия воевавшего бок о бок... Они совсем там все обалдели. Никто не мог ожидать от хасидского Ребе такого демарша. Уж после этого Вацлав просто влюбился в Ребе.
27
Кашрут – в данном случае имеется в виду печать удостоверения о соответствии продуктов питания самым строгим еврейским религиозным диетарным установлениям.
29
Миньян (