Выбрать главу

Как бы там ни было, скажу лишь, чтобы закончить свое отступление, что Мак-Карти, очевидно, мог бы стать вторым Овидием, не будь стихи его заточены навечно в темницу дикарского языка, который история обрекла на безмолвие, наделив им лишь пахаря. В ту нашу встречу я заверил Мак-Карти, что ясно вижу безрадостный удел его народа, и высказал мысль, что Ирландии не мешало бы на деле убедиться в справедливости английских законов. Он ответил мне строками другого поэта, любезно переведя (ему в отличие от Трейси не помешали чуждый ритм и размер) на английский.

Время Рим и Трою усмирило; Погребло и Цезаря, и Александра. Скоро час пробьет и англичан.

Я усомнился, не превратно ли толкует он эти уклончивые строки, на что он объяснил мне, что и Греция и Рим были некогда великими государствами и теперь, дескать, Англия одержима манией величия. Я возразил: в строках нет и намека на высказанное им. В них, скорее, тупая злоба и мстительность, вынашиваемая ирландским крестьянством, и она, вместе с их дикарскими предрассудками, мешает им искать истинный и разумный выход из бедственного положения. Тут я задумался: а каков он, этот выход? Протестантские священники, преисполненные самых благих намерений, пишут для ирландцев тома и трактаты; призывают их носить чистую одежду, забывая, что у тех нет никакой; увещевают их говорить только правду, но лишь ложь и уловки спасают бедняков от алчных помещиков; просят пребывать в трезвости, хотя единственное утешение для тех — бутылка виски.

Мак-Карти улыбнулся, словно прочитав мои мысли, крупное массивное лицо осветилось, обозначив живой и критический ум. Ему явно не хотелось продолжать эту беседу; из стопки книг, которые я положил перед ним, он выбрал перевод романа Ле Сажа «Жиль Блаз».

— С этой книгой, ваше преподобие, я ох как хорошо знаком. Еще с младых скитальческих лет. Лучше книги для дорог и не сыскать.

Я также обнаружил, что он знаком и с французским. Может, для учителя из Керри это и неудивительно: прежде во Францию хаживало много кораблей. Еще лет десять тому назад из Керри и Корка в Дуайй и Сен-Омер отправлялись будущие семинаристы и добровольцы в ирландские бригады французской армии, велась бойкая торговля контрабандой. И одно, и другое, и третье было запрещено. Но Мак-Карти это нимало не смущало. Очень огорчительно, но это прямое следствие вопиюще несправедливых законов против католиков: почти целое столетие их официально не признавали и преследовали.

Уму непостижимо, как может уживаться «Жиль Блаз» и французская речь в грубом пастухе в долгополом, сером, как беспросветный дождь, сюртуке толстого сукна. И в первую встречу, и во все последующие, беседуя с Мак-Карти, я был весьма приятно удивлен его явным пристрастием к словесности, к книгам, хоть, очевидно, книги он воспринимал, как и всякий провинциал, предвзято. Еще меня порадовало его поведение: держался он свободно, но никогда не доходил до оскорбительной фамильярности. Впрочем, кое-что в нем меня, пожалуй, все-таки оскорбляло: угадывалась в нем скрытая насмешка — дескать, не хуже тебя понимаю, что мы одни и те же слова по-разному толкуем. Никогда, видно, не познать нам этих людей. Надежно сокрыты их души (впрочем, как и наши) за семью замками. Порой доводилось мне видеть его и другим: пьяный, скорее животное, нежели человек, он брел, спотыкаясь, домой, где ждала его молодая, непритязательная вдовушка. Не удивило меня и то, какой путь он избрал в дальнейшем. Ведь он плоть от плоти своего народа, характером свирепого и непредсказуемого в поступках.

Больше всего в первые годы в Мейо меня угнетало то, что все, и бедные, и богатые, казалось, единодушно признали, что нынешнее бедственное положение не изменить, что история веками ткала по ковру их жизни столь страшный орнамент и теперь его не переделать. Я никоим образом не ратую за крутые перемены. Я убежден, что законы человеческого бытия, как и законы астрономии, незыблемы и строги. И все же мне думается, что здесь законы эти толкуются криво, ведь и кометы с метеорами порой отклоняются от курса и падают на землю. Конечно, бедняки всегда были, есть и будут, но неужто сотни и сотни тысяч, неужто почти целый народ?