А Николас — заправский английский помещик. С такого только рисовать портрет или писать роман, ибо он сочетает в себе лучшее, что есть в английском дворянстве. Но круг его забот и интересов не выходит, к сожалению, за пределы его графства. Вернись я из путешествия в преисподнюю, я бы вряд ли вызвал в нем столько изумления и любопытства. Впрочем, мотать себе на ус то, что испытывал я, он и не думал. Напротив, он с пылом принялся поучать меня, будто я — средоточие британских интересов в Ирландии, а сам он — глас Британской империи.
— Как можно терпеть, брат, как можно допустить, чтобы живущие на этом жалком островишке открыто сговаривались на предательство и вооруженный бунт? Ведь есть же закон, армия, ополчение, йомены? И тем не менее вы допустили мятеж!
— Сам я не допускал, брат, я же рассказал тебе про свой приход, он в глухомани, прихожан у меня несколько сот, а вокруг тысячи и тысячи убогих и несчастных.
— Тысячи и тысячи? Это в Мейо-то? Не верится. Сколько человек живет во всей Ирландии?
— Никто не считал. Не один миллион, наверное. Это вопрос спорный.
— О чем же тут спорить? Все очевидно! В Мейо есть помещики, у каждого крестьяне. Пусть сосчитают да сложат, вот и определите население. Господи, ну и живете вы!
— Нет, нет, — возразил я, — все не так просто. Крестьяне сдают свою землю издольщикам, а те делят ее на клочки и в свою очередь сдают совсем безземельным. А сколько людей скитается по стране! На склонах холмов ютятся сотни обездоленных гэлов, а сколько их на приболотных пустошах! Целые деревни. А сейчас, по зиме, на каждой дороге нищие. На них больно смотреть! Поверь мне, Николас, у нас совсем не так, как в Англии.
Расположились мы в маленькой комнате, служившей то ли конторой, то ли кладовкой, но хозяин называл ее библиотекой — на полках и впрямь пылилось с полсотни книг. Мы сидели перед камином, над поленьями плясало яркое пламя, беседе нашей весьма содействовали мадера и печенье. Николас вытянул к огню плотные, крепкие ноги. Говорил он как обычно, без тени раздражения, очень спокойно, даже равнодушно.
— Лень, католичество и вероломство. Вот самые страшные беды Ирландии. И дворянство ничуть не лучше черни. Я видел, как в Лондоне они проматывают в игорных домах все свои доходы. А уж говорят так, что слово от слова хоть топором отрубай, иначе не разберешь. Неужто такие люди способны распорядиться собственностью? Никоим образом!
— Распоряжаться им, видно, недолго осталось. В Дублине и Лондоне поговаривают об объединении двух королевств.
— Ну и подарочек на рождество: остров, кишмя кишащий нищими! — воскликнул Николас. — Должно быть, у тебя разум помутился, раз ты согласился там приход взять. Взгляни на жену, из-за этих дикарей она тоже вот-вот умом тронется. Хорошо еще, что мы к вам на выручку пришли, прислали славных английских парней — сколько их полегло в ваших болотах. Доколе такое будет продолжаться? Уж и Кромвель-то вас бил, и Вильгельм за ним следом. А вас все на измену тянет. Словно вы ее с воздухом вдыхаете, с молоком матери впитываете. Чего эти бунтари хотели?
— Да из них вряд ли кто хоть слово-то по-английски знал. Что такое король, они не представляют, где Англия находится — понятия не имеют. Однако у них есть и свой язык, и своя музыка, и свои обычаи.
— Так что ж они хотели?
— По-моему, толком они и сами не знали. Просто встали под зеленое шелковое знамя. Поверили старым предсказаниям да приметам. Ходило поверье, что явится из Франции герой-освободитель. Наверное, спутали со внуком короля Якова II. Подавили восстание очень жестоко. По всему Мейо виселиц понаставили. Некому этот народ сплотить.
— Сидели бы дома, никто бы им вреда не причинил. Слушались бы своих помещиков. Равнялись бы на лучшие дома.
Не понять ему. Я выглянул из окна на заснеженные поля и луга. Лишь чернели крыши домов. Мне вспомнилась деревенская таверна, на окнах занавески, на стенах гравюры, оловянные кружки рядами. Потом вдруг перед мысленным взором предстала Высокая улица в Каслбаре — грязная и узкая, тянется она к зданиям суда и тюрьмы, к эшафоту, на котором висят черные от дегтя тела. Далее из Каслбара память повела меня на север, к голубым горам под бескрайним куполом неба. Нищие на дорогах. Вспомнил я и неказистую, похожую на сарай таверну, звуки скрипки, топот ног по земляному полу. Вот Гэльская армия в Киллале — точно разворошенный муравейник, оборванные, небритые люди, шумный, чужой говор. Не понять ему.