Дома я наскоро поел, позвонил матери на работу, провел предварительное прощупывание почвы - "отпустят-не отпустят", вечерок сулил много волнующих моментов и жаль было его терять. Ночевать не отпустили, но "до двенадцати" мы договорились, а это значило - предки завалятся спать, и можно будет даже изрядно бухим прошмыгнуть к себе в комнату незамечено и безнаказанно. Радостно напевая: "У павильона "Пива-воды" лежал советский человек. Он вышел родом из народа, но вышел и упал на снег...", я с легким сердцем оправился к Бубну - нам ещё предстояло затариться спиртным.
В те времена, когда бронепоезд Перестройки только набирал ход на своем запасном пути, и никто ещё не знал, что путь этот окажется уж очень коротким, потому что некие партизаны со ставропольщины и свердловщины уже заложили под рельсы целую кучу мин-сюрпризов, так вот, в самом начале всего процесса глумления над народом глумились ещё не так явно и нагло, как в девяностых, а потихонечку, но с садистским удовольствием. Кто не понял - я про майское постановление восемьдесят пятого, про борьбу с "зеленым змием".
Мало того, что спиртное можно было купить теперь только после двух часов дня, и только после двадцати одного года возраста. Оно, зараза, ещё и подорожало, и что самое унылое - усохло в ассортименте. Ушли в небытие, в бездонное прошлое милые не одному поколению советских людей "Солнцедары", портвейн "Три семерки", "Стрелецкая" и тому подобные напитки. Остались водка-андроповка, "Агдам Петрович" и море разливанное венгерского "сухача", который наш народ признавал исключительно как "запивалку" в виду своей явной малограмотности, а также в виду малоградусности напитка.
Если раньше в каждой столовой наливали, в каждом буфете подносили, а уж про магазины и гастрономы и говорить нечего, то теперь на весь город осталось четыре специализированных заведения, у которых и стояло все населения Средневолжска, причем стояло, по-моему, круглосуточно, а ведь в те времена ещё все работали, да и статью имени Иосифа Бродского за тунеядство тоже никто не отменял.
Нам, "салагам", не достигшим заветного двадцатиодногодного возраста, самостоятельно купить выпивку было совершенно нереально, но у каждого магазина, у каждой точки возле длинной колбасы очереди всегда крутилось с десяток ушлых мужичков-шнырей, готовых за лишние двадцать-сорок копеек оказать помощь и поддержку подрастающему поколению, а также тем пижонам из взрослых мужиков, кому было западло стоять в очереди.
Изрядно намозолив ноги в поисках "своих", знакомых помощников, мы с Бубном по итогу обзавелись-таки одной "поллитрой", четырьмя "чекушками" по двести пятьдесят граммов, и пятью "пузырями" "Рислинга" - бабам.
Их, то есть девушек, приглашенных на нашу пьянку, всех троих знал только Витек. Я пару раз на танцах и во время вечерних сидений на скамеечках во дворах встречался с Светкой из меда, конченной, по моему мнению, оторвой, довольно неплохо был знаком с Ольгой, весьма приличной и достаточно умной девчушкой, держащей нос по ветру в смысле моды, а вот какую-то загадочную Наташку из тринадцатой школы, за которую ратовал Бабай, знать не знал и слышал о ней впервые. В общем-то мне было по барабану, по утвержденному промеж себя раскладу эта самая Наташка предназначалась хозяину квартиры, развратник Бубен, естественно, намылился подкатиться к Светке, ну а я ничего не имел против Ольги, с ней хоть поговорить было о чем, да и провожать потом недалеко.
В оговоренный срок мы возникли у дверей Бабаевской квартиры, были запущены внутрь и сразу двинулись на кухню - девчонки ещё не пришли, и нам надо было быстренько "подготовиться" к их приходу. Если кто подумал, что мы стремились напиться до появления наших дам, как это делается теперь, то зря. "Подготовка" заключалось в том, чтобы напихать в "сухач" димедрола - в пацанской среде считалось, что растворенный в сухом вине димедрол не только мощно "бьет по шарам", но и способствует половому возбуждению. Потом, гораздо позже, я случайно узнал, что сухое вино практически нейтрализует лекарство, сводя его действие на нет, но в юности мы находились под могучей властью уличных предрассудков, а также связанных с ними легенд, россказней и всяких "правдивых" историй, и поэтому с увлечением вскрывали вино, забрасывали в каждую бутылку по пять таблеток и начинали интенсивно болтать бутылки, чтобы беленькие кругляшки быстрее растворились.
Димедрол, к слову, так и не растворился, у нас же, великовозрастных дебилов, не хватила ума хотя бы растолочь его перед тем, как портить вино. Пришлось в самый последний момент, когда уже прибыли наши дамы, переливать "сухач" в графины и кувшины, процеживая его и отделяя мокрые "димедролины".
Но вот все закончилось, и мы, гордые и чуть растерянные, внесли в зал, где за накрытым столом сидели девчонки, кувшины с вином и скудную закуску. И тут я увидел ЕЕ.
Она сидела на диване, возле Ольги, о чем-то с ней переговаривалась негромко, а сама смотрела на дверь, словно ожидая нашего появления.
Нет, внешность, если быть честным, так себе, на четверочку внешность ну, лицо, обычное, не широкое, не узкое, волосы - по плечи, цвет скорее всего русый или что-то вроде того, губы средние, шея длинная, коленки острые, юбка короткая, остального по причини сидячести объекта я не разглядел, да мне это было и не надо. Я увидел глаза...
Мама родная, что это были за глаза! В опушке мягких и длинных черных ресниц, чуть раскосые, они смотрели на мир и на меня в том числе с непередаваемой иронией и насмешкой, и в то же время очаровывали, манили, сулили... черт знает что они сулили! Легкий прищур добавлял в этот волшебный взгляд мудрости и понимания, и казалось, что глаза говорят: "Все вижу, все знаю, вы все для меня - как из стекла, и поэтому я сама разберусь, а по-глупому кадрить и клеить меня не надо, не той я породы!"
"Это и есть та самая Наташка из тринадцатой!", - пронеслось в моей затуманенной голове: "Ай да Бабай! Нетушки, вот тебе большой и красный шиш, эти глаза сегодня будут смотреть на меня, только на меня!"
Конечно, нехорошо перебегать дорогу своему другу, но я успокоил себя тем, что не жениться же он на Наташке собрался! А так помилуется сегодня с Ольгой, ничего с этим Бабаем не случиться.
В дверь позвонили - пришла припознившаяся Светуля. Бубен встретил её в прихожке, и с шуточками-прибауточками ввел в комнату, быстро всех всем представил, пригласил к столу, в общем, взвалил на себя привычные и желанные для него обязанности тамады.
Я, чуть было не поставив кувшин с вином мимо стола, молча, в неком подобии сомнамбулического транса, прошествовал через всю комнату к "мафону", поставил наобум первую попавшуюся кассету, недеясь, что это будет модный "Лобионд", прибавил громкости, лишь бы только быть чем-нибудь занятым, а не стоять столбом посреди комнаты. Но без труда не вытащишь и рыбки из пруда. Пора было начинать привлекать к себе внимание.
- Сейчас будет музон! - объявил я, оборачиваясь и пряча глаза от пронизывающего взгляда с дивана - все же я стеснялся.
"Здравствуй, дружок!", - грянул из динамиков Бабаевских колонок голос сказочника Литвинова: "Сегодня ты услышишь сказку про маленького цыпленочка..."
Дальнейшие потонуло в гомерическом хохоте...
"Одно очко есть!", - радостно потер я про себя руки: "Идем дальше".
Дальше начиналось самое трудное - завладеть вниманием. Вечер покатился, само собой, под уклон. Бабай разлил водку, набуздал девчонкам сухача, вскинул вверх руку с хрустальным наперстком, который, правда, по объему приближался к чайной чашке, и выдал тост, явно слышанный им когда-то от родственников на домашнем празднике. Я тут же с радостью взялся комментировать - надо было перехватывать инициативу:
- Две женщины бежали из ада...
- Ни хрена себе начало!
- За ними гнались черти...