«Свет — вот что мне надо», — сказал себе Семеркет. Свет приободрит его, и можно будет с пользой потратить время вынужденного заточения, исследуя гробницу фараона.
Он потянулся к поясу, молясь, чтобы не оказалось, что он забыл кремень.
Кремень был на месте. Семеркет поднес его ближе к факелу, и пламя занялось с первого же удара. Когда гробницу снова озарил свет, паника дознавателя стала утихать.
Он вернулся обратно, спустившись по ступенькам, потом двинулся по коридору и, заметив то место, где тот сворачивал вправо, шагнул оттуда в гробницу. Держа факел у самого пола и сметая с него известняковую пыль, Семеркет поискал люк или другой проход. Вдруг его пальцы наткнулись на маленький выступ. Теперь чиновник ясно разглядел известняковый клин такой формы, что он плотно вошел в дыру примерно в локоть в диаметре. Он вытащил клин — и увидел шахту, соединявшую верхнюю и нижнюю части гробницы.
Семеркет уронил факел в дыру, и тот упал в шести локтях ниже. Подавив страх, дознаватель спустил ноги в яму. Неглубокие выбоины позволили ему медленно спуститься вниз по крутому спуску. Шаг за шагом, цепляясь пальцами рук и ног, он, в конце концов, добрался до ровной поверхности.
Некоторое время Семеркет стоял, прерывисто дыша, радуясь, что снова очутился на ровной земле. Потом подхватил с пола все еще горевший факел и поднял высоко над головой. И тогда увидел…
Повсюду блестело золото. Чеканные маски богов, вазы, чаши, кубки, инкрустированные сундуки, ожерелья, пекторали, серьги — богатства громоздились выше его головы в помещении большом, как весь дом Хетефры. Семеркет разинул рот. От этого зрелища закружилась голова, пришлось сесть.
Он вспомнил свою беседу с Кваром в тот день, когда они нашли голубой парик Хетефры всего в паре сотен локтей от этой самой комнаты. Семеркет тогда высказал догадку, что гробница фараона была бы идеальным местом, чтобы спрятать сокровища. Но строители гробниц поступили еще лучше, спрятав все в тайной комнате под ней. Они могли приходить и уходить, когда хотели, выглядя для всех совершенно невинными, под носом меджаев, инспекторов, даже самого фараона — и никогда не попасться. Чиновник невольно похвалил их за изощренную хитрость.
Оп пришел в себя и обошел комнату по кругу, ошеломленно глядя на сокровища.
Ребенком Семеркет читал миф о крестьянине, который наткнулся на клад богов и чародеев, но его жалкое воображение никогда не рисовало ничего похожего на то, что видел сейчас. В комнате громоздились плетеные корзины, каждая до краев полная металлических дисков странной формы, как те, которые он видел наверху, в гробнице фараона. Чиновник взял наугад один из них, обтекаемой формы, провел по нему языком, на тот случай, если это медь, но не почувствовал резкого едкого привкуса. Диск и в самом деле оказался золотым.
Каким-то образом драгоценный металл был разлит, как вода, а потом застыл. Семеркет мельком вспомнил рассказ Квара о том, что иногда грабителям гробниц кажется удобнее полностью сжечь содержимое гробницы, а после собрать слитки расплавившегося золота из-под пепла. Потом дознавателя посетило непрошенное воспоминание о мальчике верхом на ослике в Великом Месте, и он снова мысленно услышал слова этого мальчика: «Здесь делают кожу бога».
Семеркет посмотрел на корзины, поняв, что диск у него в руках раньше мог быть чашей, к которой некогда прикасались губы фараона или царицы, или священным сосудом, содержащим сладости — подношения богу. Он посмотрел на ряды корзин, протянувшиеся вдоль стен комнаты, корзин, полных переплавленных слитков золота (они едва не сыпались через край). И только тогда чиновник осознал истинный размах воровства, а также потерь и безудержного уничтожения, которыми сопровождался этот грабеж.
Семеркет бросился к толстому золотому кружку на другой стороне комнаты. Золото было расплющено на стене, превратившись в сверкающие бесформенные куски.
Как они смогли так поступить? Эти вещи делали их дедушки, их дяди и отцы. А теперь все они пропали навсегда. Строители гробниц были настолько невосприимчивыми к собственному искусству, что больше не замечали его, расплавляя все, чтобы легче было унести? Но потом Семеркет вспомнил Панеба, так гордившегося кувшином работы своего деда. Без сомнения, кувшин тоже стал частью добычи, и могучий свирепый десятник вытребовал его для себя в приступе сентиментальности. Дознаватель почувствовал, как сердце его смягчилось — по крайней мере, один работник пожелал иметь сокровище не просто из-за его стоимости на рынке.
Семеркет наклонил факел, чтобы рассмотреть всю комнату, и свет выхватил дверной проем в дальнем углу. Исполненный любопытства, чиновник пересек помещение и вышел в другой коридор. И остановился, потрясенный.