Тийя провела по его щеке ногтями, и, когда она улыбнулась, чиновник увидел кончики ее ровных белых зубов. Ее пальцы продолжали бежать вверх, на мгновение задержавшись на том месте, где из волос Семеркета был загадочным образом выхвачен клок.
— Пойдем, — поманила Тийя, — сядь рядом со мной у окна и расскажи все, что случилось в деревне строителей гробниц. Кенамун говорит, что это очень серьезно. Мы послушаем, а потом вместе решим, как лучше поступить.
Семеркет позволил провести себя на закрытый балкон над садами храма Диамет. Царица знаком показала, что он должен сесть рядом с ней на кушетку рядом с зарешеченным окном. Писцу дали маленькую скамеечку, и он расположился далеко в стороне. Кенамун не вступал в беседу, казалось, его вполне удовлетворяла роль слушателя.
Семеркет говорил, сознавая причудливые движения царицы — она то с отсутствующим видом проводила пальцем по своей брови, то играла с кисточкой золотого пояса. И даже когда Тийя лениво расправляла плечи, чиновник сознавал, как внимательно она слушает. Она нахмурилась, издавая тихие стоны ужаса при мысли о том, что гробницы ее предков были разграблены, и о том, как близок был Семеркет к гибели от рук убийц. Когда дознаватель сделал паузу в рассказе, она задала ему несколько быстрых вопросов, продемонстрировав свою глубокую проницательность и понимание ситуации.
«Кенамун, должно быть, хорошо проинформировал ее», — подумал Семеркет.
Потом он рассказал, что Ханро теперь томится в тюрьме строителей гробниц, обвиненная в супружеской неверности, поскольку помогла ему.
— Это еще одна из причин, по которым я сюда пришел, — заключил Семеркет, — чтобы спасти ее из тюрьмы. Тогда она сможет дать показания против своих соседей.
Царица улыбнулась:
— Ты влюбился в нее?
— Она — жена другого, госпожа, — ответил Семеркет, опустив глаза.
Тийя взяла его за подбородок, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Семеркет, ты должен знать: бесполезно пытаться что- либо от меня скрыть.
Чиновнику внезапно стало стыдно, хотя он сам не знал, почему.
— Она — первая женщина после моей жены, которая заставила меня… что-то чувствовать, — нерешительно ответил он. — Если это любовь…
Царица радостно засмеялась.
— Ты ответил, как мужчина. Почему ваш пол никогда не может правдиво говорить о своих чувствах?
— Разве это важно — что я чувствую? — спросил он слегка нетерпеливо. — Она в опасности. И нищие придут сегодня ночью, чтобы забрать сокровище из Великого Места! Нельзя терять времени, великая госпожа!
Звук далеких рогов пронесся по маленькой комнате. Лицо Тийи изменилось, став на мгновение жестким и решительным. Служанка — а может, одна из младших жен — прокралась на балкон, чтобы прошептать что-то ей на ухо. Царица покачала головой, но ничего не сказала.
— Мне сообщили, что фараон закончил свое совещание, — сказала она Кенамуну и Семеркету. — Этим утром мой сын Пентаура организует охоту на уток на северных болотах. Я сделаю так, что ты к нам присоединишься, Семеркет.
Чиновник пришел в ужас. На такое легкомыслие просто не было времени!
— Ваше величество…
Она подняла выкрашенную хной ладонь.
— Есть причина, по которой я прошу тебя пойти, — негромко проговорила Тийя. — В эти дни красная и белые короны тяжелы для головы фараона. Еще один такой удар, и… — Она трагически вздохнула, подразумевая, что фараон слишком слаб, чтобы вынести подобные вести.
Семеркет ответил, не задумываясь:
— Поскольку наследный царевич объявлен соправителем, я уверен, теперь станет легче…
Тийя заметно вздрогнула, ее карие глаза расширились, рот сложился в такую гримасу, что стали видны острые зубы. Она схватила Семеркета за руку, и ногти ее пробороздили красные полумесяцы на его коже.
— Кто тебе такое сказал? Где ты услышал такую ложь? Отвечай, болван! Никто еще не назван соправителем. И уж меньше всего этот…
Кенамун встал со стула и громко откашлялся.
Тийя посмотрела на писца и немедленно захлопнула рот. Она снова легла на кушетку, глубоко дыша. Успокоившись, царица печально посмотрела в глаза Семеркета.
— Фараону не нужен соправитель. Он — могучий бык, парящий сокол.
Традиционные слова звучали плоско и безжизненно в ее устах. Семеркет ничего не сказал. Полумесяцы, которые она пробороздила у него на руке, начали сочиться густой кровью. Тийя притворилась, что увлеченно разглядывает узоры своей накидки.
— Я всего лишь пожилая женщина, — проговорила она, — и слишком защищаю своего мужа, наверное. Но я помогу тебе, Семеркет, несмотря на твои жестокие слова.