И тогда она вспомнила еще одно имя, а точнее прозвище.
- Можешь называть иеня Карми, дед,- проговорила она.
- Это катранское имя?- полюбопытствовал старик.
- Это прозвище,- отозвалась она.
Старик замурлыкал какую-то песенку, а Карми, слушая его, вдруг вспомнила, что уже почти полгода ей не приходило в голову что-то напевать. Наоборот, слишком часто она ловила себя на том, что у нее крепко стиснуты зубы. А Стенхе, помнится, говорил:"Если женщина не поет, значит она больна", и она подумала:"Наверное, болезнь не отпустила меня". Чтобы пересилить эту дурацкую хворь, Карми и стала старательно подпевать старику.
Певец, поощренный поддержкой, негромко завел другую песню, а потом и третью, но эту третью Карми никогда не доводилось слушать, и она примолкла, вслушиваясь.
- Это новая песня?-спросила она с сомнением.
- Это очень старая песня,- ответил певец.- Ее уж и редко кто помнит.
- Повтори начало,- сказала Карми.
И когда певец начал первую строфу, стала подпевать, вспоминая только что услышанные слова. На два голоса зазвучала среди полей древняя песнь о том, как луговая пичуга жаловалась богине Айохо Палло Сабви, что гнездо ее затаптывают табуны диких лошадей.
- А есть еще одна песня, тоже старая,- воскликнул Ашар, воодушевленный сложившимся дуэтом.- Она о Ваору Тунву и Сангави Толнэй Эсад.
- Не эта, что начинается - "Смелый воин..."?
- Да, ты знаешь?- И Ашар запел торжественно:"Смелый воин, грозный всадник Танву-Ларо э Ваори..." Карми подхватила, смолкая тогда, когда песня велась от имени легендарного героя и, в свою очередь, в одиночку ведя те строфы, где речь держала премудрая красавица Эсад.
- Святые небеса!- проговорил Ашар, когда песня кончилась.- Да откуда ты эту песню знаешь? Она ведь не из деревенских, девочка моя.
- Ну что тебе с того, откуда знаю,- с внезапно вспыхнувшим раздражением ответила Карми.- Знаю - и ладно. Что ты все допытываешься, дед?
- Ты не девка, а дикая лаангри,- с усмешкой отвечал певец.- Хорошо, не буду тебя спрашивать, Карми-лаангри...
И так они шли сначала по Ирау, а потом по северному Горту, распевая песни, получая за это еду и деньги от слушателей и разучивая новые мелодии. Конечно, Ашар знал песен куда больше, чем Карми, и самых разных: господских и простонародных, городских и деревенских; зато Карми помнила много стихов из старинных книг и пела их то на знакомые мотивы, то на новые, придуманные на холу. Порой Ашар поддразнивал ее наскоро сочиненной песенкой о лаангри по имени Карми, диком зверьке, который кусает всех, кто ни подвернется, потому что не любит чужих, и который дремлет в своей уютной норке, потому что сыт... Песенка была без конца, и в ней появлялись новые куплеты, и оказывалось, что лаангри по имени Карми - зверек ленивый, и неутомимый в ходьбе, и очень любящий сладкое, и умный, и сердитый - и все это в зависимости от обстоятельств.
...Недалеко от города Лорцо их остановил важный господин, возглавлявший отряд, сопровождающий крытую повозку, в которой, судя по всему, ехала знатная дама, жена этого господина. Ашар поклонился почтительно, но не забывая и своего уважаемого всеми положения; Карми поклонилась ниже.
- Знаешь ли ты балладу о даме из замка Кассор?
- Знаю, господин,- поклонился Ашар.- Прикажешь нам спеть ее?
- Да,- отозвался господин.- И если хорошо споете, награжу по-царски.
Хорошо петь, считается по-майярски,- это значит петь так, чтобы слезы катились из глаз слушателей; в Майяре всегда любили трогательные грустные баллады, и певцы непрерывно сочиняли новые - еще более слезоточивые.
Ашар, сняв лютню с плеча, глянул на Карми. Карми кивнула; эту балладу она помнила. И ее одинокий голос, печальный и звонкий, начал выпевать незатейливую мелодию. Ашар подпевал ей, помогая в конце строф, когда чувствовалось, что Карми не хватает голоса, или же пел те строфы, где требовался мужской голос - и тогда уже Карми подпевала ему, сплетая два голоса - густой гулкий Ашара и свой, чистый и ясный - в причудливый рисунок двухголосья на кэйвеский лад.
И не удивительно, что девичий прозрачный голос, взлетевший к высокому небу, исторг у слушателей потоки искренних слез, хотя, Карми показалось, что и без песни плакала дама, которая сидела в повозке.
Господин был доволен. Он дал золотой Ашару, а Карми дал серебряную монетку:
- Купи себе сережки, певунья...
И отряд уехал. Ашар долго смотрел ему вслед:
- Скоро еще одна баллада появится в Горту.
Карми, которая сидя на обочине шарила в своей котомке, подняла голову:
- Что ты там разузнал, дед?
- Не разузнал,- ответил Ашар.- Догадываюсь... Хорошо еще, если он с супругой разведется, а то ведь и повесить имеет право.
- Бедняжка,- отозвалась Карми. Не то чтобы ей стало жалко уличенную в измене даму, просто она посочувствовала молодой женщине, всю свою жизнь обреченную прожить в одних и тех же четырех стенах, без развлечений и приятного общества. И чтобы изгнать это снисходительное чувство, она бойко запела песню о трех женах, на спор обманувших своих мужей.
Ашар эту песню знал, но исполнял нечасто, только среди простонародья и только тогда, когда компания была уже изрядно подогрета выпивкой; петь же ее так, среди поля, да когда навстречу люди попадаются, Ашар считал предосудительным, и он зашикал на девушку.
Она засмеялась, наслаждаясь его благочестивым испугом.
- Это непристойно!- заявил Ашар.- Не позорь мои седины, Карми, а то подумают еще, что я с потаскушкой связался.
Карми смеялась. Продолжать, однако, эту песню она не стала: а завела другую, о чудесах, совершенных святым Калви из Лорцо, и Ашар подхватил ее, и так они дошли до самого города Лорцо. Чем ближе к городским стенам, тем больше становилось у них попутчиков: во-первых, любопытно людям услышать какую-нибудь новую песню, а во-вторых, всем известно, что пение распугивает злых духов, так что так безопаснее. Кто из путников был побогаче, давал монетки в пол-уттаэри, тем же, кто был бедней, приходилось предлагать что-нибудь из еды, но Ашар от съестных припасов отказывался: не стоило являться в дом лорцоского цехового старшины с полной сумкой - хозяева ведь наверняка обидятся.
В городские ворота Ашара впустили без уплаты пошлины; Ашар ткнул пальцем в девушку, заявил стражнику:
- Это моя внучка,- и пошел спокойно вперед, ничуть не беспокоясь тем, задержат ее или нет.
- Как звать тебя?- спросил стражник.
- Карми,- ответила девушка, и стражник махнул ей: проходи. Будь она покрасивее, стражник задержал бы девушку подольше, но ее неприветливое пасмурное лицо не показалось ему привлекательным.
Карми, придерживая хлотающую по бедру сумку, догнала Ашара, степенно здоровавшегося со знакомыми горожанами.
- Куда мы идем?- спросила она.
- Куда ты идешь - не знаю,- отозвался Ашар, мстя за нелюбовь Карми отвечать на вопросы.- А я иду к оружейнику Горахо.
- Предлагаешь мне поискать кого другого в попутчики?резко спросила Карми.
- Иди со мной, коли хочешь,- мирно ответил Ашар.- Девочка, да ведь я с тобой больше денег заработаю.
- А я с этого что буду иметь?- хмуро спросила Карми.
- Что тебе дадут, все твое,- великодушно пообещал Ашар.- Тебе ведь надо себе платье красивое купить, да ожерелий, бус каких-нибудь, да серьги. И шаль хорошую - а еще лучше две, чтоб из одной тюрбан сделать и голову твою стриженную скрыть.
- Не твое дело,- процедила Карми.- Меня и эти тряпки устраивают.
- Нам сюда,- объявил Ашар. Он вошел в оружейную лавку и попал в крепкие объятья пожилого оружейника. Старики, оба еще бодрые, похлопывали друг друга по плечам, а Карми скромно ожидала у порога.
- А,- вспомнил наконец Ашар.- Эта девочка со мной. Пусть о ней позаботятся.
- Родственница?- спросил Горахо.
- Дальняя,- туманно отозвался Ашар.- Иди, иди, Карми.
Девушка ушла со служанкой.
- Внебрачная внучка?- с улыбкой спросил Горахо.