Вермахт грозно нахмурился:
– Очень глупо с вашей стороны. Это же основы! Если вы не запишете то, что я диктую, вы просто не поймете того, что вам предстоит проходить в дальнейшем! И что же вы собирались делать?
– Я… э-э… Ну, я не знаю… В смысле, я…
Похоже, Лукин совсем смутился. Его приятное, но мрачноватое лицо побагровело даже сильнее, чем у Рёскина.
– Вот-вот! – Вермахт самодовольно погладил свою остроконечную бородку. – Ну-с, итак?
– Вообще-то, я пытался добыть тетрадь с помощью магии, – объяснил Лукин. – Перенести ее сюда из своей комнаты.
– Ах, так вы полагаете, будто уже способны совершать сложные магические действия? – осведомился Вермахт. – Ну что ж, давайте. Посмотрим, как это у вас получится. А ваши товарищи пусть подождут.
И он многозначительно взглянул на свои песочные часы.
Лукин, оскорбленный насмешкой, из багрового сделался белым. Прямо как мел, подумала Эльда, искоса глянув на него. Ее брат Блейд тоже так бледнел, когда злился. Она поспешно зашелестела тетрадкой, собираясь вырвать листок для Лукина. Но не успела она вонзить когти в бумагу, как Лукин встал и неуклюже взмахнул обеими руками.
Половина кафедры Вермахта исчезла в глубокой яме. Вермахт едва успел подхватить песочные часы и мрачно посмотрел вслед своим бумагам, которые посыпались в гулкую пустоту. Запахло сырой землей.
– Это и есть ваше представление о магии? – осведомился он.
– У меня просто не получилось, – ответил Лукин сквозь стиснутые зубы. – Я пытался добыть лист бумаги с вашего стола. Чтобы мне было на чем писать. Это было ближе.
– Тогда попробуйте еще раз! Потрудитесь их оттуда достать, немедленно! – потребовал Вермахт.
Лукин набрал в грудь воздуха и зажмурился. На висках у него выступил пот. Ольга, сидевшая рядом с ним, принялась рыться в карманах своего плаща, с тревогой поглядывая на Лукина. Ничего не произошло. Вермахт громко вздохнул, демонстрируя свое разочарование, и ястребиное лицо Ольги сделалось грозным и решительным. Она что-то прошептала.
Вдруг откуда ни возьмись над ямой возникла крылатая обезьянка. Она трепыхалась и попискивала над обломками кафедры, прямо перед носом Вермахта. Вермахт отпрянул и скривился. Студенты ахнули – сперва от удивления, а потом по другой причине: до них дошел разгоняемый крылышками обезьянки запах. От зверушки несло, как из свиного хлева. Обезьянка тем временем перекувырнулась в воздухе и нырнула в яму.
– Это и есть ваше представление о шутке? – рявкнул Вермахт на Лукина. – Эй, вы, в подержанной куртке! Откройте глаза наконец!
Лукин открыл глаза.
– Что вы…
Он запнулся: обезьянка появилась из ямы, отчаянно размахивая крылышками. В одной лапке зверушка тащила недостающую часть кафедры, в другой – упавшие бумаги. Воняла она немилосердно.
– Я тут ни при чем! – воскликнул Лукин. – Я умею только делать дыры!
Обезьянка приткнула отломанную половинку кафедры к оставшейся части, и та немедленно приросла на место. Потом она швырнула бумаги на стол, вильнула хвостом – в яме затрещало, загудело, послышалось гулкое «бумм!», похожее на грохот захлопнувшейся двери темницы, и дыра закрылась. На ее месте вновь был гладкий каменный пол, как до того, как Лукин попытался колдовать. Затем обезьянка исчезла, точно лопнувший мыльный пузырь. А вонь осталась – и, кажется, даже сделалась еще невыносимее.
Ольга, которая побледнела не меньше Лукина, молча сунула ему маленький блестящий блокнотик. Лукин уставился на крохотную книжицу, которая без труда умещалась у него на ладони.
– Но я не могу взять такую вещь! Она же очень ценная!
Обложка блокнотика была из чеканного золота с драгоценными камнями.
– Можешь, можешь! – буркнула Ольга. – Держи, пригодится. Это подарок.
– Спасибо, – сказал Лукин и снова залился краской.
Вермахт громко постучал по восстановленной кафедре.
– Ну-с? Так кто же все-таки создал эту обезьяну?
Желающих признаться не нашлось. Воцарилось длительное зловонное молчание.
– Пфе! – сказал Вермахт. Он взмахнул рукой, и все окна тотчас растворились. Волшебник аккуратно сложил свои бумаги перед собой. – Что ж, продолжаем. Пишите все: «Второй закон магии». Вы, в подержанной куртке! Вас это тоже касается.
Лукин медленно сел на место и осторожно достал маленькую золотую ручку, вложенную в корешок роскошного блокнотика. Он открыл блокнот – и золотые петли пропели нежную ноту. Вермахт нахмурился. А Лукин принялся писать на белоснежной первой странице аккуратным мелким почерком.