— Ничего не выйдет из этого конкурса, бабушка. Я ведь только велосипеды могу чинить, шины всякие.
— А ведь ты умеешь играть на гитаре, — сказала бабушка, и глаза ее заблестели. — Я иногда слушала. И пирог ты в последний раз испекла хороший. Осталось вязание — так это пустяки. Главное, чтоб было желание.
— Ты поедешь со мной на конкурс? — спросила Розалинда.
— Конечно, — сказала бабушка. — Это я сказала тебе ничего не вычеркивать из анкеты. Теперь я чувствую себя ответственной.
Из большого вертящегося стула Розалинда посмотрела на бабушку, и вдруг вместо старой женщины с испанской гитарой перед ней оказалась давнишняя девочка, которая просто почему-то стала толстой и пожилой.
— Бабушка, а когда ты была девочкой, у тебя тоже было много веснушек?
— Нет, очень мало было, — ответила бабушка.
В день конкурса Розалинда встала раньше чем обычно. Она плохо спала и не знала, что надеть: джинсы или вельветовые брюки.
— Поторопись, — сказала мама, — скоро за тобой придет бабушка. Я так рада, что она едет с тобой. Мне просто необходимо сегодня быть в магазине.
Не успела она закончить, как в дверь позвонили. Это была бабушка.
— Доброе утро. Проснулись уже, мои крошки!
От бабушки пахло моросящим дождем, и она казалась в два раза более энергичной, чем обычно. Она посмотрела на Розалинду так, будто она заполняла анкету «малтипал чойс» под названием «Как выглядит моя внучка:
1. Неряшливо.
2. Прилично.
3. Так себе».
Бабушка решила, что «так себе».
— Знаешь что, — сказала она девочке, — надень-ка ты свои самые лучшие брюки.
Розалинда не стала спорить. Пошла переоделась и разрешила бабушке заплести косичку. Потом они вместе выбрали рубашку. Потом они упаковали гитару и тронулись.
— Успеха тебе, Рози! — крикнули родители ей вслед.
А Вильям, сонный и дохленький, поднял большой палец вверх:
— Давай держись!
В автобусе и поезде Розалинда не сказала ни слова. Она нервно жевала косичку и думать-то ни о чем другом не могла, как о пролитой краске, погнутых гвоздях, о пластырях и кривоватом пироге с кисловатой начинкой.
Бабушка, сидевшая напротив, была одета в строгое серое платье на пуговицах, с блестящей булавкой на груди.
— Все будет хорошо! — повторяла она, покачиваясь с поездом.
— Все будет хорошо! Все будет хорошо! — подтверждал поезд.
Розалинда смотрела в окно. С левой стороны она видела длинные полосы травы, разделенные ровными прямыми траншеями с водой. На траве паслись коровы. С правой стороны были те же длинные полосы травы, разделенные ровными траншеями. И здесь тоже паслись коровы. Они пережевывали зеленый покров сосредоточенно и всерьез. Ведь это было единственное дело, которое они должны были уметь делать хорошо.
В Утрехте они взяли такси и поехали к зданию, где должен был проходить конкурс. Утрехт был выбран национальным оргкомитетом потому, что этот город находился в самом центре Голландии, к тому же там был железнодорожный вокзал.
Стены дома для конкурса были исписаны особыми лозунгами — «графити». Кое-кто даже считает эти лозунги искусством. В тоннелях, парадных, на фасадах домов эти лозунги встречаются сплошь и рядом.
— Мы сделаем вид, что не знаем друг друга, — сказала бабушка.
— Почему?
— Скажешь, что приехала одна. На них это произведет хорошее впечатление.
Волоча гитару за собой, Розалинда вошла в помещение. Там было много лучших представителей прогрессивной голландской молодежи от 10 до 12 лет и много их пап и мам. Она растерянно смотрела по сторонам. К ней подошел молодой человек:
— Здравствуй. Как тебя зовут, девочка?
Розалинда назвала себя. Он поискал в списке и дал ей этикетку с номером 11.
— Прикрепи это к своей рубашке. Скоро всех позовут наверх. Там найдешь комнату номер 11. У каждого номера своя комната и свое задание. А ты совсем одна?
Розалинда проглотила комок в горле:
— Наверное, одна.
Молодой человек некоторое время смотрел на нее, подняв брови, потом исчез в толпе.
Зазвенел звонок. Родители стали хлопать детей по плечу, целовать. Отовсюду слышалось:
— Успеха тебе.
— Нос кверху!
— Постарайся все сделать хорошо. Не сдавайся!
Учитель господин Бош сказал Розалинде вчера, что весь класс будет переживать за нее и будет крутить в честь нее большими пальцами сцепленных рук. Но весь класс и все пальцы были далеко, а ей они были нужны здесь. Полная жалости к себе Розалинда пошла в потоке детей наверх по лестнице.