Алек решительно шагнул к Мактавишу, но Эдгар положил руку другу на плечо, удерживая его.
— Энгус, — заговорил Эдгар, — всем известно, что вежливостью ты не отличаешься. Но до сих пор у меня не было причин сомневаться в твоем уме. — Король встал с ним рядом и взмахом руки обвел собравшихся в зале людей. — Оглянись-ка вокруг себя. Мы все шотландцы.
На лице Мактавиша появилась горькая усмешка.
— Так ли это, мой господин? — Он обвел зал взглядом черных глаз. — Я вижу здесь только двоих раненых, и оба они носят имя Мактавиш.
Это наблюдение заставило Эдгара улыбнуться, а всех остальных нахмуриться.
— Да, они Мактавиши, — согласился Эдгар. — Все Мактавиши известны храбростью и упорством в сражении. Если бы они были не такими храбрыми, их бы не ранили.
— А кто нанес им раны? — требовательно спросил лэрд Мактавиш. Его жесткий взгляд словно требовал немедленного ответа от каждого, на кого он был обращен.
Алек подошел к жене. Бриттани была поражена его выдержкой. Будь на месте Алека ее дед, он уже давно бы взорвался и схватился за меч.
— Мактавиш, ты забываешься. Ты на земле Кэмпбеллов, а не у себя дома. И потому занимайся своими врагами, а не моими. — Алек говорил холодным тоном, не повышая голоса. По сравнению с громоподобным басом Мактавиша его голос казался тихим, но его слова не становились от этого менее убедительны.
Энгус долго смотрел на Алека в упор и, к немалому удивлению Бриттани, вдруг рассмеялся:
— Хорошо сказано. Иан гордился бы тобой.
Бриттани почувствовала, как напрягся ее муж при упоминании о его отце.
— Я поклялся на мече своего отца в день его смерти, а вторую клятву дал в тот день, когда женился. Когда истечет срок брачного договора, руки у меня станут свободны. А пока не испытывай больше мое терпение.
Мактавиш обратился к Эдгару:
— Когда мой человек оправится от ран, его пришлют домой?
— Да, Энгус. Можешь положиться на мое слово.
Мактавиш, очевидно удовлетворенный ответом, взглянул на Кэмпбелла.
— Твой отец был достойным противником, и я его уважал. В ту ночь, когда мы встретились в лощине, каждый из нас знал, что живым оттуда выйдет только один. — Рука Энгуса многозначительно потянулась к кинжалу, он не отрывал от лица Алека недобро прищуренных глаз. — Когда-нибудь то же самое произойдет и между нами. Только знай, Алек Кэмпбелл, что мною и твоим отцом руководили интересы клана, тобой же движет просто жажда мести.
Лицо Алека приняло такое выражение, что у Бриттани кровь застыла в жилах. Ей хотелось закрыть глаза, спрятаться от бурлившей в нем ненависти. Смотреть на него было все равно что смотреть в лицо смерти, и ей вдруг показалось, что дни Энгуса Мактавиша сочтены.
— Час еще не пришел, Мактавиш. А когда он придет, один лэрд пойдет своей дорогой, а второй отправится вслед за моим отцом. — В голосе Алека звучала первобытная, хотя и сдерживаемая ярость.
Все умолкли. Король встал между предводителями кланов, и, хотя голос его был спокоен, лицо выдавало напряжение.
— Надеюсь, вы не забыли о том, что до той поры, пока не истечет год и один день, вы оба связаны клятвой?
Алек склонил голову, но не изменил позы — позы воина, готового вступить в схватку. Рука Энгуса по-прежнему лежала на рукояти кинжала.
Эдгар подошел к Бриттани.
— Леди Кэмпбелл, не сочти за труд проводить отца до двери. — Бриттани сразу поняла, что, несмотря на мягкость тона, это не просьба, а приказ.
— Да, государь. — Она шагнула вперед и с удивлением увидела, что Энгус Мактавиш предлагает ей руку.
Этот жест напомнил ей день бракосочетания, когда она отвергла его руку. Хотя Бриттани до сих пор не испытывала к лэрду Мактавишу даже намека на дочерние чувства, она не хотела еще больше накалять обстановку в зале. Со спокойным достоинством она положила кисть на его руку.
Сначала отец подвел ее к Брайану.
— Крепись, Брайан, скоро ты будешь дома.
Потом отец провел ее через зал — мимо мужа, мимо короля и всех Кэмпбеллов, с молчаливым неодобрением наблюдавших за вождем враждебного клана.
У двери он остановился, отстегнул кинжал и вложил его в руку Бриттани.
— Это на тот случай, если твой муж решит расторгнуть брак до истечения срока, — объяснил он. — В нашу первую брачную ночь твоя мать не расставалась с кинжалом.
Бриттани понимающе улыбнулась.
— Я вижу, ты знаешь эту историю, — продолжал ее отец. — Возьми мой кинжал, дочка. Вдруг тебе тоже придет в голову поучить уму-разуму твердолобого шотландца.
— А тебе этот урок пошел на пользу? — Бриттани взглянула в глаза человеку, который дал ей жизнь и которого она почти не знала.
— Да, дочь моя, кое-чему я научился. Но, пожалуй, это было слишком поздно.
Энгус на мгновение коснулся рукой ее щеки, решительно повернулся и одним движением взлетел в седло. Он сразу пустил коня в галоп и ни разу не обернулся.
Бриттани долго глядела ему вслед. Когда всадник скрылся из виду, она прошептала:
— Знаешь, отец, все дело в том, что я не учитель, а ученица.
11.
Когда Бриттани вернулась в зал, она увидела, что все уже приступили к утренней трапезе. Кинжал она спрятала в складках одежды и придерживала рукой, зная, что Алеку этот подарок вряд ли придется по вкусу. Сесть за стол с кинжалом она не могла и не представляла себе, как от него избавиться.
Если бы она была призраком, то можно было бы пробраться к лестнице, подняться наверх и спрятать кинжал у себя в комнате. Но мало того, что ее тело состояло из плоти и крови, к ней еще было приковано всеобщее внимание, и сделать хоть что-нибудь незаметно не представлялось возможным.
Бриттани приближалась к столу, стараясь делать это как можно медленнее, а в это время ее ум лихорадочно искал выхода. Вдруг в поле ее зрения попал Брайан Мактавиш, лежавший на своем шатком ложе у очага с миской в руках.
Она сразу ускорила шаг и, не обращая внимания на нахмуренные брови мужа, подошла к Брайану, склонилась над ним, делая вид, что проверяет, хорошо ли забинтованы раны. Неуловимым для постороннего глаза движением она сунула кинжал под одеяло.
— Спрячь скорее, — прошептала она, а потом громко добавила: — Я принесу тебе овсянки.
Лицо Брайана озарилось улыбкой, предназначенной, очевидно, тем, кто на него смотрел. Бриттани же услышала произнесенную сдавленным шепотом фразу:
— Терпеть не могу овсянку.
Бриттани улыбнулась и прошептала в ответ:
— Теперь уже ничего не поделаешь.
В тот же миг около раненого появилась расстроенная Дженнифер с большой миской овсянки.
— Прости, Брайан, но ты же сам говорил, что овсянка годится только свиньям и англичанам. — Она вручила ему миску, до краев наполненную овсянкой.
Брайан с отвращением погрузил ложку в густую массу, а Бриттани сказала Дженнифер:
— Мне говорили, что овсянка ускоряет заживление ран.
Дженнифер понимающе кивнула.
— Тогда я послежу, чтобы он не оставил ни капли.
— В этом нет необходимости. — Брайан попробовал овсянку и решительно сунул ложку в миску. Заметив на лицах обеих женщин неодобрительное выражение, он пробурчал: — Слишком горячо.
Бриттани коварно улыбнулась и придвинула Брайану миску.
— Это же лекарство. Нечего так морщить нос, — сказала она, делая вид, что не замечает его свирепого взгляда. — Вчера благодаря твоим усилиям мне пришлось выпить отвратительное вино, так что сегодня твоя очередь.
Леди Дженнифер поднесла ложку к сжатым губам Брайана.
— Ты ведешь себя как непослушное дитя, Брайан.
Брайан открыл рот, собираясь ответить, а Дженнифер, воспользовавшись случаем, сунула ему в рот ложку горячей густой каши. Его лицо выразило такое отвращение, что Бриттани не могла не рассмеяться.
— Ну вот, хорошо. Правда, вкусно? — лукаво спросила она, а Дженнифер уже подносила ко рту Брайана новую ложку.
— Мне сразу стало гораздо лучше, — ответил Брайан. — Правда, мне кажется, что дело не в лекарстве, а в руке, которая его подносит.