— Алек, — взмолилась Бриттани, боясь, что ее усилия тщетны.
В ответ она услышала только рев ветра и шум дождя. Похолодев от страха, она склонилась ниже, ища в лице Алека признаки жизни. Его лицо было неподвижно, как маска.
— Не смей умирать, Алек! — закричала она, ногтями разрывая толстый слой грязи, прикрывавший его шею. Снова вспыхнула молния, и она увидела, что глаза Алека на миг приоткрылись и снова закрылись.
Сердце Бриттани подпрыгнуло от радости. Он был жив! С удвоенной энергией она принялась освобождать его грудь, разбрасывая во все стороны куски дерна, пока не обнажилась балка, пригвоздившая его к земле. Все ее усилия хоть чуть-чуть приподнять тяжелый деревянный брус ни к чему не привели.
Вдруг Алек застонал, и она оставила балку, склонилась над ним.
— Я здесь, Алек, — нежно выдохнула она ему в лицо.
Его глаза открылись. При вспышке молнии он увидел над головой дыру в крыше, из которой хлестала вода, и его лицо исказилось от усилия понять, что происходит. Через мгновение его взгляд стал осмысленным, он посмотрел на Бриттани.
— Выбирайся отсюда поскорее, жена. — Хотя голос Алека прерывался, в нем звучали знакомые повелительные нотки. От очередного раската грома лачуга содрогнулась до самого основания. — Делай, что я сказал, Бриттани. Здесь слишком опасно.
Бриттани с таким облегчением слушала его голос, что не обратила особого внимания на приказ.
— Мне ничто не угрожает, Алек. Крыша-то уже обвалилась, — сообщила она.
Раздался оглушительный треск. Ветхое строение стонало и дрожало, словно оно было живым существом, бьющимся в предсмертных судорогах. Бриттани замерла. Тот же звук она услышала перед тем, как рухнула балка.
— Господи боже! — вскричала она, падая на Алека, чтобы своим телом защитить его лицо и грудь.
Через мгновение остатки крыши рухнули на пол, не задев ни Алека, ни Бриттани.
— Ты когда-нибудь научишься подчиняться моим приказам? — прорычал Алек, когда Бриттани выпрямилась.
— Если бы я подчинилась твоему приказу, муж мой, я бы уже лежала рядом с тобой, придавленная обломками, — нарочито спокойным тоном ответила Бриттани. Она огляделась по сторонам, в изумлении покачала головой и мысленно поблагодарила господа за свое чудесное спасение. Потом она вернулась к Алеку и принялась за дело.
Через некоторое время Бриттани сумела освободить ему руки, так что он смог ей помогать. Наконец им вместе удалось сдвинуть балку, прижимавшую его к полу.
— Алек, ты ранен? — Она ощупывала его тело, ища повреждения.
— Нет, маленький воин, кажется, у меня все цело, — ответил он.
Бриттани обхватила его обеими руками, прижала к себе.
— Я не смогу пережить такой ужас во второй раз. Ты мне очень дорог, Алек. Постарайся никогда больше не подвергать меня таким мукам.
Алек с облегчением обнял ее.
— Так ты меня простила?
Бриттани отстранилась и посмотрела ему в глаза. Всего несколько минут назад ей казалось, что она никогда больше не увидит его лица. Она нежно провела рукой по его щеке.
— Тебя спас господь, Алек. Ты мог бы погибнуть. — Голос изменил ей, она умолкла, но потом взяла себя в руки. — Прощение — слишком ничтожная цена за твою жизнь.
— Я недостоин тебя, Бриттани. Обещаю, я никогда больше не подвергну сомнению твою верность. — Он привлек ее к себе, ища губами ее губы.
Бриттани с облегчением потянулась к нему навстречу. Да, конечно, она простила его, но если бы она не услышала от Алека того, что услышала сейчас, болезненное воспоминание о его недоверии сохранилось бы в ее душе на всю жизнь. Алек дал слово, и она знала, что он никогда его не нарушит.
Его губы были бесконечно нежны. Никогда еще он не обнимал ее так бережно, словно она представляла для него величайшую ценность. В этих объятиях она познавала истинную сущность любви. Сейчас Бриттани не ощущала в нем страсти и вожделения, он не хотел ее тела, а любил ее самое, и ее душа радостно откликалась на его чувство.
Бриттани ощущала тепло новой близости, близости, которой раньше между ними не существовало. Это было началом других, более чистых отношений, и теперь она могла признаться себе, что любит его. Любит всем сердцем.
Словно угадав ее мысли, Алек отстранился. Только теперь она почувствовала, что дрожит от холода.
— Ты совсем замерзла, жена. — Он обнял ее за плечи и осторожно повел к выходу. — Тебя надо поскорее уложить в постель.
— Ты заботишься о моем здоровье или о своем удовольствии? — лукаво улыбнулась Бриттани.
— И о том, и о другом, — ответил он.
Они вышли на дождь и ветер. Он снова поцеловал ее — долгим страстным поцелуем, и, когда они оторвались друг от друга, Бриттани почувствовала, что у нее кружится голова. Алек попытался отереть воду с ее лица, но у него ничего не получилось, и он, улыбаясь, сказал:
— Мы с ума сошли. Стоим здесь и целуемся, когда нас ждет теплый дом.
Фра Джон с унынием вслушивался в шум дождя, не прекращающегося уже несколько часов.
— Негостеприимная, безбожная земля, — пробормотал он и снова обратился к записям в церковных книгах. Это было его единственным занятием, потому что после его визита в замок Кэмпбелла на службу никто не ходил. Враждебное отношение Кэмпбеллов само по себе не сулило ничего хорошего, но то, что их поддержали Мактавиши, было из рук вон плохо.
Его петиции епископу о переводе оставались без ответа.
— Я сделаюсь дряхлым стариком с впалыми щеками и иссохшей мошонкой, прежде чем епископ обо мне вспомнит. — Его голос был полон горечи, и он углубился в старые записи с интересом, который немало удивил бы его собратьев-священнослужителей.
Фра Джон с тоской думал о том, что его сослали в ссылку в жестокую, варварскую страну. Дни тянулись бесконечно, никто с ним не разговаривал, и он томился от скуки. Даже женщины, которые могли бы скрасить его одиночество, теперь чурались его.
Каждую неделю с неумолимой точностью посланцы Мактавишей и Кэмпбеллов пополняли его запасы продовольствия. Пища, которую можно было приготовить из их подношений, была грубой и невкусной, пригодной только для того, чтобы не протянуть ноги от голода.
Фра Джон не мог понять, как Мактавиш и Кэмпбелл оправдывают перед людьми подобную жестокость в отношении слуги божьего. Он всего-навсего выступил против насилия и против того, чтобы женщины брали в руки оружие. Неужели эти болваны не понимают, как опасен подобный прецедент? Женщина, принимающая участие в войне, нарушает естественный порядок мироздания. Дай им только волю, и они потребуют места в церкви и в правлении государством. Этого нельзя допустить. Во всем виновата эта ведьма, леди Бриттани, а король почему-то ей потворствует.
Впрочем, чего ожидать от этих безбожников-шотландцев? Они заблудшее стадо, и господь их накажет за обиду, нанесенную его слуге.
Фра Джон протянул руку за кружкой с элем, осушил половину и снова стал просматривать страницу церковной книги, одновременно представляя себе, как господь отомстит его обидчикам. Вдруг ему попалось на глаза знакомое имя. Он внимательно прочел запись. Иан Кэмпбелл и Элизабет Мактавиш умерли в один и тот же день. Совпадение? Вряд ли. Наверняка эти двое — прелюбодеи, которых застали на месте преступления и убили.
— Удобно для Энгуса Мактавиша, — фыркнул он.
Священник перевел взгляд на следующую строку. В тот же день появилась на свет Бриттани Мактавиш. Он почувствовал разочарование — стало быть, Элизабет умерла родами, а не в объятиях любовника. Фра Джон опять припал к кружке. Он не нашел удивительным, что Бриттани виновата в смерти своей матери, это лишь подтверждало его уверенность в том, что она ведьма и проклята от рождения.