На борту китобойной базы – Тошио Накаджима, двадцатидвухлетний биолог из Японского института по изучению китов. Накаджима на практике познает будни пелагического китобойного промысла. Он с интересом следит за снующими туда-сюда вспомогательными судами, за рабочими и моряками, карабкающимися на скользкие туши в специальных сапогах со стальными шипами; он видит, как над головами рабочих проносятся стальные блоки и тросы, как из странных металлических кубов, цилиндров и труб вырываются струи белого пара. Днем и ночью он вдыхает резкий запах китового мяса и внутренностей, кипящего жира, испарений китового варева. Днем и ночью он слышит симфонию заводских шумов: шипение компрессоров, рев форсунок, изрыгающих пламя под котлами, недовольный скрежет лебедок, чистый звон металла о металл, крики рабочих и ни на секунду не прекращающийся гул двигателей судна, самым малым ходом идущего против ветра.
Накаджима – совсем новичок, самый молодой в группе специалистов, приписанных к «Сонан Мару» на этот сезон; кроме него, в группу входят еще один биолог, ветеринар и три инспектора. На судне есть и так называемый «американский наблюдатель»; он следит за происходящим на палубе, укрывшись в стальной кабинке, где он защищен от случайного удара тросом или крюком, но все же рискует оказаться на пути летящего над палубой куска китового жира.
Это майское утро словно специально создано для наблюдений. Работа идет вяло; море спокойно; небо застилает легкая дымка – идеальное освещение для фотосъемок.
«Если сейчас не появится еще один китобоец с тушей,- говорит Накаджима,- бригадир позволит нам взвесить этого кита. До сих пор он говорил, что у рабочих нет времени.»
Сквозь громадный шлюз на корме ползет хвостом вперед туша самца кашалота. Так называемая «китовая лапа», закрепленная на конце стального троса, извлекает черную тушу из морских волн и тащит ее вверх по наклонному слипу, который постоянно поливают из шлангов, чтобы туша лучше скользила. Громкоговоритель объявляет по-японски: «Кит номер шесть ноль два на слипе!» Туша вползает на разделочную палубу и останавливается. Накаджима и его партнер растягивают рулетку, измеряя длину туши. Пятнадцать метров двенадцать сантиметров. Рабочие лениво наблюдают за биологами. Беспокоиться не о чем: всякому видно, что кит крупнее установленного законом минимума. На этот раз инспекторам не к чему придраться.
На разделочной палубе сразу закипает работа: Накаджима принимается делать запись в специальном блокноте из водоупорной бумаги. Он отмечает присутствие обычных наружных паразитов – «китовых вшей» (мелких ракообразных) на брюхе туши, конходерм и коронул (усоногих рачков) на спине кита. Бледные толстенькие рачки извиваются, точно волосы Медузы Горгоны. За несколько секунд до того, как стальные тросы начинают рвать тушу на части, Накаджима успевает соскрести с нее пленку водорослей для анализа и вскочить на шпигаты – теперь он в безопасности. С громогласным шипением вспарывается брюхо кита, и на палубу серой дымящейся массой вываливаются внутренности. Партнер Накаджимы замечает выпавшего из китового желудка кальмара, который кажется ему необычным; он подбирает кальмара и бросает в ведерко, чтобы позже заспиртовать его. Биологи совершают быстрый налет на малоаппетитный кишечник убитого кашалота: они ищут паразитических червей. Затем, орудуя фленшерными ножами, Накаджима и его партнер вырезают семенники кита и упаковывают их в мешок. (Зимой, в Токио, они будут рассматривать под микроскопом срезы половых желез, отмечая признаки их деятельности.) Наконец, вооружившись молотком и долотом, биологи переходят к громадной ухмыляющейся пасти кита и вырубают из верхней челюсти два зуба вместе с кусками кости и десны. (Зимой они распилят зубы и будут считать на них годовые кольца).
Раздается проклятие – один из рабочих, разрубавших внутренности выпотрошенного кашалота, с досадой смотрит на острие своего фленшерного ножа, затем со злостью поддает ногой твердый предмет, оказавшийся в желудке кита. Это неровный сланцевый камень размером с кирпич. Возможно, камень был проглочен на дне палтусом или другой рыбой, съеденной впоследствии кашалотом. А может быть, кит и сам случайно подобрал его, срывая осьминога с выступа подводной скалы.
Бригадир приостанавливает работу и объясняет рабочим, что тушу надо разрубить на куски и каждый кусок взвесить на весах. Рабочие смеются и принимаются за дело – процедура взвешивания внесет хоть какое-то разнообразие в скучную работу раздельщика. Вот на свет появляется сердце кашалота, затем легкие, затем язык, бесформенные куски мяса, костей, жира. Тушу разрезали на тридцать три куска, затем их по одному протащили по скользкой палубе, подняли на весы, снова сбросили на палубу.
Накаджима подходит к кровоточащему сердцу кашалота, наполняет лабораторную пробирку кровью и относит ее в холодильник. (Зимой специалисты определят тип плазмы в пробирке и выяснят «генетический код» этого кашалота. Впоследствии другие специалисты, изучающие миграцию кашалотов, учтут эти данные при составлении карты перемещения кашалотов разных популяций – а по этим картам будут определены предельные нормы добычи кашалотов каждой популяции.)
Час спустя на весы ложатся лопасти хвоста; взвешиванию конец. К этому времени прибыл новый улов – два сейвала и еще один кашалот. Рабочие возвращаются к своим обычным делам. Биологи подсчитывают общий вес и получают сорок тонн – не считая крови и других жидкостей, потерянных во время разделки туши.
После обеденного перерыва разделывают второго кашалота. Рабочие, вооруженные широкими тесаками на длинных рукоятках – так называемыми фленшерными ножами, ловко срубают мясо с головы кита. Затем с обеих сторон в жировой слой всаживают по стальному крюку. Оператор лебедки видит, что крюки закреплены, и, не ожидая сигнала, начинает обдирать тушу, срывая с нее длинные полосы белого жира,- так оголяется банан, когда с него снимают кожуру. С кожи кита слетают рачки, со стуком падающие на палубу. Раздельщики нарезают красное мясо на куски и сбрасывают их в воронку транспортера, который перегружает мясо на вспомогательное судно, пришвартовавшееся к борту базы. Десять минут спустя оно отправляется к судну-рефрижератору, идущему в полумиле от плавучего завода, а к борту завода швартуется другое вспомогательное судно. На нижнюю палубу беспрерывно валятся куски китового жира. Они тут же попадают во вращающиеся жироваренные котлы.
Самая настоящая гигантская бойня.
Бригада рабочих с механическими пилами принимается за скелет кашалота – и несколько минут спустя пятнадцатиметровый скелет уже распилен на части и отправлен в котлы. На палубе площадью две десятых гектара осталась лишь бесформенная, мягкая, дымящаяся печень кашалота; она весит около четырехсот килограммов. Печень исчезает в воронке транспортера, который доставляет ее в специальный котел, где ее переработают таким образом, чтобы сохранились содержащиеся в ней витамины. Рабочие начинают мыть палубу, обдавая ее струями.воды из шлангов.
Внизу, в пятнадцати метрах ниже палубы, вопят белые чайки, кружась над китовыми кишками, которые причудливо извиваются в волнах. Оттененные черным обрезом кормы, чайки кажутся нежным розово-лиловым живым узором.
За всю операцию ни один из множества людей, работавших на скользкой палубе с метровыми ножами и с механическими пилами, не получил травмы. А между тем даже кусок мяса, неожиданно сорвавшийся с крюка, может насмерть поразить человека, неосторожно ступившего на опасное место.
Водоизмещение китобойцев, этих современных судов-охотников, которые обслуживают «Сонан Мару», девятьсот тонн, их максимальная скорость – семнадцать узлов. В полночь один из них – «Секи Мару № 15» – берет на борт американского наблюдателя и, отвалив от плавучей базы, сквозь ночной туман идет к северо-западу, за сорок пять миль, где пилот вертолета, тоже обслуживающего плавучую базу, заметил стадо каких-то китов; пилоту не удалось установить вид этих китов. Через несколько часов «Секи Мару» сбавляет ход и ждет рассвета.