— Итак, судя по сумасшедшим объятиям, твой первый день был полный отстой? — говорит она, обнимая меня в ответ.
— Это было ужасно, — говорю я ей. — Все пялились на меня, и даже мои старые друзья не захотели со мной разговаривать. Единственный человек, который вообще мне что-то сказал, был Кай, и то, только потому что хотел получить свой подарок.
— Ах, Кай, — тон ее голоса звучит многозначительно. — Он случайно оказался рядом, не так ли?
Я отодвигаюсь и подозрительно смотрю на нее.
— А что?
Она пожимает плечами, бросает сигарету на землю и топчет ее носком ботинка.
— Мне просто любопытно. Кроме Кайлера, он единственный человек из Саннивейла, о котором я слышала от тебя. И ты влюблена в Кайлера, поэтому понятно, почему ты говорила о нем, но с Каем, — она качает головой взад-вперед, — я хочу выяснить, почему он так застрял в твоей голове.
— Он не застрял у меня в голове. Я говорю о нем, потому что он один из немногих людей, которые когда-либо говорили со мной в школе, и это было только в редких случаях. — Я хмурюсь, когда она упрямо продолжает смотреть на всех людей, проходящих мимо нас. — И я понятия не имею, где он. Я не видела его с самого утра. — Я направляюсь к пассажирской стороне машины. — Пожалуйста, скажи, что мы заедем за мороженым, потому что я отчаянно нуждаюсь в сахаре.
Ее спина напрягается.
— Вообще-то нам нужно ехать прямо к бабушке.
Я хватаюсь за дверную ручку.
— Почему? Все в порядке?
Она не смотрит мне в глаза, что совершенно не в ее характере.
— Между ней и твоим отцом кое-что произошло. Они поругались и...
— И что? — Я нажимаю.
Она вздыхает, встречаясь со мной взглядом.
— И она выяснила имя.
— Она это сделала. Да! — Я победно вскидываю руку вверх, а затем запрыгиваю в машину, кипя от возбуждения. Черт возьми, у нее есть имя. Чертово имя. Я так взволнована, что не могу усидеть на месте.
Индиго забирается в машину и заводит мотор.
— Иза, я не хочу, чтобы ты слишком волновалась. Бабушка, возможно, и получила имя, но твой отец больше ничего ей не сказал. И он очень зол. Очень, очень зол. — Она выезжает с парковки. — Он даже разбил вазу.
— Это не имеет значения. — Все, что имеет значение, это то, что я могу узнать имя моей матери. Я могу многое сделать с именем. Я даже могу разыскать ее, если захочу, без помощи отца, что я и планирую сделать. Потому что, как я и обещала себе в Париже, я найду ее, чего бы мне это ни стоило.
Глава 12
Тридцать минут спустя Индиго паркует машину возле дома, где живет бабушка. Во мне накопилось столько энергии, что я выскакиваю из машины, прежде чем она полностью останавливается. Я уже делала так раньше, но никогда на четырехдюймовых каблуках, и в итоге я подворачиваю лодыжку и падаю на землю.
— Ради Бога. — Я неуклюже поднимаюсь на ноги и смотрю на повреждения. Мое колено кровоточит, и камешки застряли в открытой ране. Думаю, там даже виднеется осколок стекла. Меня чуть не стошнило. Я спокойно реагирую на чужую кровь и кровь по телевизору, но это совсем другая история, когда кровь хлещет из меня. Но решив все-таки попасть внутрь, я заставляю рвоту отступить и выдергиваю стекло.
— О Боже... — свистящий выдох вырывается из моих легких, когда из раны вытекает еще больше крови.
— Господи, Иза, ты в порядке? — Индиго обегает машину спереди и бежит ко мне.
— Я в полном порядке. — Я могу это сделать. Быть твердой. Я иду, хромая по тротуару к дому бабушки.
— Иза, не могла бы ты притормозить? — Сандалии Индиго шаркают по земле, когда она бежит, чтобы догнать меня. — Ради Бога, за тобой тянется кровавый след.
Смотрю вниз и, конечно же, вижу, как кровь капает из пореза на мою ногу и на асфальт. Меня тошнит, но я крепко сжимаю губы.
— Черт возьми, я думаю, тебе нужно наложить швы, — замечает Индиго, наклоняясь и щурясь на открытую рану.
— Швы подождут, пока я поговорю с бабушкой. — Я снова ковыляю к квартире, отказываясь смотреть на порез.
Сахарная вата. Мармеладные червячки. Лакрица, — повторяю я про себя, стараясь сохранять спокойствие.
— У тебя останется шрам, если ты не позаботишься об этом, — замечает Индиго, останавливаясь у входной двери, чтобы прикурить.
— Я позабочусь об этом. — Открываю входную дверь в квартиру и оказываюсь в гостиной бабушки Стефи.
Она сидит на диване, окруженная тоннами использованных салфеток, и ее голова покоится на руках. Когда я вхожу, она быстро поднимает голову, моргая опухшими глазами.
— О Боже, мне так жаль. — Она встает и, обогнув кофейный столик, направляется ко мне. — Мне кажется, я все испортила.
— Индиго сказала, что ты знаешь имя. Пожалуйста, скажи мне, что это правда. — Я сгибаюсь и кладу руку на колено.
Теперь, когда прилив адреналина угасает, боль становится намного сильнее, и уже становится труднее сдерживать подступающую тошноту.
— Он случайно обмолвился, когда кричал на меня, — говорит она с осторожностью в голосе. — Но я даже не уверена, что он это понял.
Не в силах больше стоять, я опускаюсь на пол и выпрямляю колено.
— Что вообще случилось? Почему он был здесь? Я думала, мы встретимся вместе? — Я моргаю несколько раз, когда все вокруг меня начинает вращаться.
— Милая, что ты сделала со своей ногой? — Она опускается на ковер рядом со мной, чтобы осмотреть порез на колене. — Даю слово, Иза. Это выглядит очень, очень плохо.
— Выскочила из машины и упала. — Я откидываюсь назад, прислонившись головой к двери. — Пожалуйста, бабушка Стефи, просто скажи мне, как ее зовут. — Вдох. Выдох. Дыхание сквозь боль.
— Ее зовут Белла, — говорит бабушка прямо перед тем, как я теряю сознание.
Когда мои веки трепещут, глаза мгновенно атакует яркий свет, запах чистящего средства проникает в ноздри, и раненое колено болит так, словно какой-то зомби откусил кусок от ноги.
— Где я, черт возьми? — бормочу я, садясь.
— Полегче, Иза, — бабушка Стефи появляется у кровати, выглядя бледнее обычного. — Нам пришлось отвезти тебя в больницу.
Я смотрю на занавеску, кровать, на которой лежу, и Индиго, сидящую в стоящем рядом кресле.
— Как я попала... — Я обхватываю голову руками, а потом мой рот открывается. — О... — Последние несколько часов стремительно возвращаются ко мне.
Бабушка Стефи похлопывает меня по руке, лежащей на животе.
— Ты никогда не переносила вид крови, но ты меня до смерти напугала, когда потеряла сознание.
Я смотрю на свое колено, которое теперь, слава Богу, обмотано бинтом.
— Мне что, пришлось накладывать швы?
— Да. — Бабушка Стефи убирает волосы со лба, чтобы посмотреть мне в глаза. — Как ты себя чувствуешь? После всего этого?
— Нога болит, — признаюсь я. — А то, что случилось с моей мамой... Ты сказала, что ее зовут Белла. — Я улыбаюсь. — Я должно быть названа в ее честь, верно?
— Думаю, да, — бабушка Стефи оглядывается через плечо на Индиго. — Дорогая, ты не могла бы сходить и принести мне содовой из автомата?
Индиго кивает, и бабушка Стефи ждет, пока она исчезнет за занавеской, прежде чем присесть на край кровати.
— Иза, твой отец знает, что я рассказала тебе о твоей маме. Вот почему он пришел ко мне сегодня.
— Но как он узнал? Я ничего не говорила ему.
— Тебе и не надо было. Он сказал, что знал это с того самого момента, как ты вернулась из поездки. Он сказал, что ты стала так похожа на нее, и пришел к выводу, что ты изменилась, узнав, кто твоя мама.
— Я похожа на нее? — Я стараюсь не выглядеть слишком взбудораженной, потому что бабушка Стефи кажется расстроенной, но ничего не могу с собой поделать. Я чертовски взволнована.
— Если верить твоему отцу, то да. — Она ошеломленно качает головой. — Не могу поверить, как вел себя сегодня твой отец. Я всегда знала, что он избалованный ребенок, но... — Она смотрит на меня. — Твой дедушка все время баловал его, потому что он был его единственным сыном. Все, что Генри хотел, ему давал твой дедушка. Я знала, что однажды это обернется против меня, но то, как он обращался со мной, — она качает головой, — я просто не могу поверить, что этот человек, кричащий на меня сегодня, — мой сын.