От площади у источника расходятся в разные стороны узкие улочки, по обе стороны которых тянутся старые дома и сады, обнесенные невысокими белеными каменными стенами. В садах пышно цветут камелии, на отрогах гор за городскими стенами тянутся вверх кипарисы. Городское кладбище расположено между собором и северной горной грядой. Там тоже растут кипарисы, есть и два маленьких родника.
Дом Паулоса стоит на небольшой площади, он двухэтажный, с длинными балконами и огромной четырехугольной дымовой трубой, украшенной по углам каменными изваяниями псов. Много лет дом пустовал, пока Паулос не купил его у бывшей служанки синьора Макарони, которая жить в доме не осмеливалась и спала в сарае, где прежде хранились цапки, серпы, садовые ножницы, опрыскиватель и две ручные лестницы. Гвидобальдо Макарони был итальянским магом и чревовещателем, приехал в город, прослышав о чудесном источнике. Синьор Гвидобальдо одевался со вкусом; выходя на прогулку, поигрывал тростью со стеклянным набалдашником. Был он маленького роста и деликатного сложения, элегантно расшаркивался со всеми знакомыми, но дружбы не завел ни с кем. Иногда приходил на площадь у источника в сопровождении чернокожего слуги, стучал железным наконечником трости о каменные плиты мостовой, и вокруг него собиралась толпа. Он приподнимал цилиндр с двумя пряжками, приветствуя публику, потом касался набалдашником трости головы своего слуги, свистел — и изо рта негра вылетали два белых голубя. Тогда он протягивал трость голубям, чтоб они на нее сели, снимал их левой рукой и запихивал в карман. Раскланивался перед публикой и уходил, негр следовал за ним. Когда Макарони умер, негра нашли на столе со вскрытой грудной клеткой — это была механическая кукла на пружинах. После смерти фокусник вырос не меньше чем на две пяди. Умер он в ванне, откуда его извлекли, чтобы обрядить, но все его сюртуки парижского покроя — бордовые, темно-коричневые, цвета морской волны — оказались ему малы. Пришлось завернуть тело в саван. Его голуби так и норовили залезть к нему в гроб, пришлось запереть их в клетку. Они не принимали ни пищи, ни воды и через несколько дней околели. Когда выносили тело, в доме послышался грохот, а из трубы повалил густой красноватый дым и шел два часа подряд, хотя печь в доме не топилась. Пока комиссар по делам иностранцев производил опись имущества, по лестнице, громко топая, поднимались и спускались какие-то невидимки. Макарони завещал дом служанке, уроженке Лиона, которую нанял как прачку, но в конце концов она стала оказывать ему и все прочие услуги. Фелиса — так ее звали — получила в наследство также пса по кличке Тристан. Пес этот был не простой: он сидел под яблоней, посаженной Макарони, которая ежегодно давала одно только яблоко, а созревало оно двадцать первого сентября. Пес сидел под яблоней и дожидался, когда яблоко упадет, подхватывал его на лету и нес хозяину, тот его сразу съедал. Макарони приглашал в свой сад жителей города посмотреть, как все это происходит. Зрителям приходилось порой дожидаться целый час, но игра стоила свеч. Макарони съедал мякоть и показывал публике огрызок.
— Giovinezza, primavera di bellezza[7]! — напевал он при этом.