— Надеюсь, там в четверг подметали! — сказал один из консулов.
— Оркестр теперь играет только по субботам!
— Не перебивайте оратора, господа!
— Я следил за игрой света, которая могла о многом сказать, как вдруг из темноты выскочил олень, перемахнул через ограждавшие помост перила и лег у ног девственницы. Это и был единорог. Я увидел торчавший вверх сверкающий рог, белый с коричневым кончиком. Если верить старинным трактатам, единорог должен трижды поклониться, прежде чем положить морду на колени девушки. Он так и поступил! Склонив голову ей на колени, закрыл глаза и уснул. Девушка обняла оленеподобного за шею и тоже уснула. Как известно, им снится один и тот же сон, только девственница видит себя в образе лани, а единорог — в человеческом обличье. Они встречаются у водопоя на берегу речной заводи, и их отражения при свете ущербной луны сливаются в одно. На этом сон заканчивается, и оба разом просыпаются. И вот единорог поднялся, распрямив передние ноги, словно хотел боднуть луну. Протрубил, как самец косули в весеннем лесу, перепрыгнул через перила и исчез в ночи, видимо, вернулся в свое тайное убежище. Девушка утратила сиянье вокруг тела и нимб и побежала домой. Собака погналась за котом, спящие в портике епископского дворца проснулись, послышались голоса, прокукарекал петух, хотя час его еще не наступил… Когда я пришел наконец к дому девственницы, она уже вошла и заперла за собой дверь.
— Девушка может это подтвердить?
— Нет, ваша милость, она ничего не помнит. Но есть другое доказательство.
— Сколько времени продолжалась их встреча?
— По принятому у нас на западе счислению времени — четверть часа. А по часам, которые преобразуют мощность катаклизмов в наши единицы, — целый год, причем високосный. То есть двадцать одну тысячу девятьсот шестьдесят часов.
— Откуда это известно?
— Из высшей кабалистики.
Премьер-министр покрутил на пальце кольцо с тайнописью.
— Вы можете представить нам ваше доказательство, господин астролог?
Паулос подал знак председателю-старейшине, тот позвонил в колокольчик, вызывая педеля.
— Введите свидетельницу, — приказал Паулос.
— Девственницу? — оживившись, спросил консул по пряностям и острым приправам.
— Нет, ее родную тетку.
Вошла тетка Мелусины, присела в поклоне; к груди она прижимала аккуратно сложенное небесно-голубое платье девственницы. Паулос попросил разрешения начать опрос свидетельницы!
— Ты — моя кухарка и ключница Клаудина Перес, тетка девицы по имени Мелусина?
— Да, господин.
— Это платье, которое у тебя в руках, принадлежит твоей племяннице?
— Да, господин.
— Ты можешь это доказать?
— Да, господин. Портниха Эфихения пошила его по мерке для младшей дочери консульского счетовода, но той не пришлось в нем покрасоваться, потому что в день последней примерки ее родители получили извещение о том, что в Лиссабонском землетрясении[63] погибла ее бабушка. Пока не пройдут годы траура, платье повесили в шкаф, но срок не дошел и до середины, как эта самая младшая дочка понесла от слуги свечника, парень носил им свечи для молельни. Рожать уехала в деревню, где вышла замуж за хромого причетника: тот ее пожалел. Родители продали платье торговке, которую все зовут вдовой Сесарио и которая на каждой ярмарке торгует женскими платьями. У нее-то я его и купила, мне повезло, я опередила того деревенского причетника, а он специально приехал за этим платьем, жена его послала.
По знаку Паулоса тетка Мелусины расстелила на столе небесно-голубое платье с расклешенной плиссированной юбкой, кружевными воланами и круглым вырезом.
— А в чем же состоит доказательство? — спросил председатель-старейшина.