Взгляд короля потух, искорки в голубых глазах исчезли. В голосе зазвучало горькое смирение.
— В Бретани все теперь картонное! Рыцари, лошади! Приходится делать вид, что в Камло по-прежнему существует двор короля Артура! Видишь этот лес? Картон! И ворон тоже, он мой заместитель. Когда у меня каникулы или конец недели на английский манер, вот этого ворона представляют какому-нибудь гостю как короля Артура в лесу на острове Авалон.
Король протянул Паулосу правую руку, тот ее почтительно поцеловал.
— Что ж, добро пожаловать! — сказал Артур. — А кто враг?
— Какой-то восточный царь, он скачет, окруженный золотистым облаком пыли, и заявляет, что завоюет всякий город, где есть хотя бы один мост.
— Тогда нам ничто не грозит, у нас нет ни одного моста! Мы, кельты, вообще мостов не строим, потому что в совершенстве овладели искусством находить брод! А кроме того, мост по-своему изменяет то, что сотворил Создатель.
— У нас мост римской постройки, по нему проходил Юлий Цезарь, владыка urbi et orbi[87].
— Юлий Цезарь?
— В битве он будет с нами!
— A-а, он из тех, кто воюет с налета[88]! Может, ты им и обойдешься?
— Твое появление на поле битвы — верный залог победы!
Король глянул на карлика Проспера и попытался присвистнуть.
— Оказывается, меня не забыли, Проспер!
— Про тебя написано столько книг!
— Это верно.
Король Артур обернулся к Паулосу:
— Как, бишь, тебя зовут?
— Паулос, государь!
— Так вот, Паулос, если речь идет только о том, чтобы я появился на вершине холма, пришли кого-нибудь сообщить мне о дне и часе битвы. Проспер, мой шлем!
Король сел на кровати и надел шлем. Но прежде аккуратно расправил наполовину съеденные молью и выцветшие перья, подув на них.
— Надо бы приделать новый султан! Я взъеду на холм, а вместо короны нацеплю шлем и сдвину его набекрень, благо подбородный ремень не даст ему свалиться. Только б геморрой не разыгрался или лихорадка не одолела, та, что приходит каждый третий день, но, даже если так случится, я все равно там буду. Подойди ко мне!
Приблизившись к кровати короля, Паулос преклонил колени. Артур положил руку ему на плечо и зашептал на ухо:
— Сейчас изготовляют мою фигуру из папье-маше! Рыцари уже готовы, все — с накладными волосами и бородами!
— Я узнал Гальвана!
— A-а, видать, по аккуратно подстриженным усам! Моя-то фигура будет огромная, двенадцати футов высотой, с короной; когда я буду сидеть в седле, корона сама по себе будет сдвигаться набекрень, швейцарский часовщик приделал к ней такую специальную пружину. Ну как восточному царю разглядеть издали, что я — это не я, а картонная кукла? Что же касается Юлия Цезаря, то пошлю к нему моего оруженосца и велю сказать, что, мол, после битвы я всегда уединяюсь, чтобы возблагодарить Господа за победу. Я, как-никак, христианский монарх!
— Значит, я могу послать городу известие о том, что ты примешь участие в битве?
— Посылай! Слово короля Артура!
Паулос извлек из кармана сюртука коричневый кожаный кошелек, похожий на кисет и завязанный белым шнурком.
— Великий король, заручившись твоим обещанием, я должен был преподнести тебе подарок в знак благодарности города, но по дороге не встретил ни одной открытой лавки. Поэтому покорно прошу принять этот кошелек, в нем двадцать четыре серебряных монеты, и на них ты велишь купить, что тебе захочется.
— Как деликатно! — воскликнул Проспер.
— Вот это подкрепление! — сказал король, прижимая кошелек к груди. — Мы с Джиневритой их пересчитаем хорошенько, когда вечером она принесет мне мясной бульон! Ты, конечно, зайдешь к ней перед отъездом. Она любит выслушивать комплименты от молодых людей!
Король Артур откинулся на подушки в изголовье постели, так что шлем съехал на лицо, закрыв его до кончика носа; тотчас он уснул и захрапел. Карлик снова уселся на лежавшие на столе мешки, в которых хранились меч, одна шпора и щит короля, а Паулос молча попятился к двери, оставаясь лицом к королевскому ложу, как того требовал придворный этикет. Ворон глядел на него со своего сука на дереве угрожающе и сердито. Поднялся ветерок, и листья деревьев заколыхались. Какой-то дрозд летал туда-сюда, подыскивая место поудобней.
Паулос спрашивал себя, как же послать в город весть о том, что можно рассчитывать на помощь короля Артура, властителя Бретани, не говоря уже о Давиде, царе Иерусалима.