— Поэтому они и пичкали меня своими снадобьями, — пробормотал Алрой, закрывая глаза. — Эти травы были специально подобраны, чтобы лишить меня всякой воли к сопротивлению и способности мыслить независимо. Я это понял через какое-то время, но уже ничего не мог с этим поделать. И все равно, я ведь разрушил их планы, правда? По крайней мере, я дал тебе возможность выиграть время. Теперь ты на четыре года старше, чем был я, когда взошел на престол. У тебя не будет никаких регентов. И ты видишь их насквозь, ты не такой доверчивый, каким я был в свое время.
Джаван склонил голову, сглатывая слезы. Не было никакого смысла притворяться, будто Алрой не умрет.
— Я… я надеюсь, что мне больше повезет, — прошептал он. — Господи, как же мне хотелось бы сделать хоть что-то для тебя.
Алрой шумно вздохнул, слезы выступили на обведенных темными кругами глазах.
— Самое лучшее — это то, что ты здесь, — выдохнул он. — Я рад, что ты успел вовремя. Ориэль… Он обещал, что я не буду больше страдать. Но останься со мной… пожалуйста. Даже если будет казаться, что я уже совсем не в себе, все равно я буду знать, что ты здесь, рядом. Я не боюсь, просто мне бы хотелось…
Голос короля прервался, и Джаван склонился к нему поближе, вглядываясь в затуманенные серые глаза.
— Чего бы тебе хотелось? — выдохнул он.
— Я был бы рад в последний раз причаститься, — прошептал он, не глядя на Джавана. — Но я не желаю получать Святые Дары от Хьюберта, это было бы кощунством.
Его вновь одолел приступ кашля, такой сильный, что Ориэлю было уже не под силу справиться с ним из своего транса. Очнувшись, он вскочил на ноги и помог Джавану повернуть короля на бок. Алрой продолжал задыхаться, пока Целитель, наконец, не погрузил его в глубокий сон.
— Скоро придется давать ему лекарство, — пробормотал Ориэль, глядя на испуганного Джавана, когда наконец сумел справиться с приступом и отвлечься ненадолго. — Я еще могу вернуть его в сознание всего на пару минут, но пытаться сделать что-то сверх этого — лишь без нужды продлевать его страдания. Если считаете, что вам нужно еще что-то сказать друг дружке, решайтесь скорее.
Судорожно пытаясь измыслить, как лучше поступить, Джаван кивнул Ориэлю. Откуда-то из глубины сознания — и почему-то казалось, что здесь не обошлось без подсказки Ивейн, — в памяти его возникла странная картина… и он осознал, что происходящее сейчас очень напоминает то, что происходило с их отцом когда-то, много лет назад.
— Мастер Ориэль, если это для благого дела, то сможете вы вернуть его хотя бы еще на пару минут? — спросил он.
— Если только на пару минут, сир, — отозвался Целитель. — Что вы хотите сделать?
Джаван скривил губы в недоброй усмешке.
— Нечто такое, что едва ли понравится архиепископу, — отозвался он, подзывая поближе Райс-Майкла. — Райсем, пожалуйста, подойди сюда и побудь с ним. И не обращай внимания ни на какие крики и споры из соседней комнаты.
Глава IV
Вот, я отворил пред тобою дверь.[5]
Озадаченный Райс-Майкл подошел к постели короля, и Джаван, застегнув доверху свою тунику, дружески потрепал брата по плечу, а затем направился к дверям. Глубоко вздохнув, он расправил плечи, отодвинул засов, распахнул дверь и прошел вперед, затворив ее за собой, но не запирая.
В королевской приемной за это время собралось еще больше придворных. В дверях, выходивших в коридор, стояли на страже Карлан и двое рыцарей, что сопровождали Джавана из аббатства. Вид у них был невозмутимый, почти расслабленный, но на самом деле чувствовалось, что они настороже. Сам Карлан стоял, прислонившись спиной к стене, скрестив руки на груди, готовый преградить путь любому, кто пожелает войти или выйти, против воли его принца. В коридоре Джаван заметил Томейса, Бертранда и еще нескольких рыцарей, которые также сопровождали его сегодня ночью.
Приемная была невелика, и стульев там было мало, но и те, кто сидели, при виде Джавана поспешно вскочили на ноги. Все взирали на принца с немым вопросом в глазах.
— Король еще жив, господа, — произнес он спокойно, — но конец близится. Архиепископ, простите, могу ли я с вами поговорить?
Раскрасневшийся Хьюберт, подозрительно косясь на принца, поднялся при этих словах и величаво двинулся вперед. Когда же Джаван попятился обратно в комнату, он последовал за ним, ибо принц знаком показал архиепископу, что желает, чтобы тот зашел к королю.
— Полагаю, это означает, что вы наконец образумились, брат Джаван, — вполголоса произнес Хьюберт, когда принц закрыл за ними дверь. — Могу ли я надеяться, что король сумел напомнить вам, в чем состоит ваш истинный долг?
Джавану стоило большого труда не выказать своего отвращения перед подобным лицемерием, и все же когда он заговорил, голос его звучал негромко и без выражения.
— Воистину так, ваша милость. Мне напомнили о моем христианском долге, который важнее всех личных соображений, — произнес он спокойно. — Мой брат всегда желал, как и подобает истинному сыну Церкви, получить утешение Святых Даров перед смертью. Насколько я понимаю, ночью над ним было совершено помазание, но он отказался получить причастие. Можете ли вы объяснить мне, почему?
Хьюберт возмущенно вскинул руки.
— Его королевское величество не в себе. Тому виной болезнь и лекарства. Я предложил ему причаститься, но он отказался.
— Однако теперь он готов принять Святые Дары, — возразил Джаван, мысленно прибавляя: «Только не от тебя».
Толстые розовые губы архиепископа изогнулись в самодовольной улыбочке.
— Разумеется, я буду счастлив сделать все необходимое. Никакой священник не мог бы отказать в подобной просьбе умирающему.
— Тогда, пожалуйста, сделайте это.
— Мне нужно совсем немного времени, — отозвался Хьюберт.
С деланным смирением склонив голову перед архиепископом, Джаван открыл дверь, чтобы позволить Хьюберту пройти, затем закрыл ее за ним и несколько мгновений стоял, упираясь лбом в притолоку, чтобы постараться успокоиться и сосредоточиться; после чего он обернулся и подозвал Райса-Майкла.
— Будь готов помочь мне, когда он вернется, — прошептал он. — А ты, Ориэль, пожалуйста, не удивляйся ничему, что бы ты ни увидел и ни услышал.
И Райс-Майкл, и Ориэль изумленно покосились на Джавана при этих словах, но в этот момент раздался тихий стук в дверь, и повернулась ручка. Прижав палец к губам, чтобы призвать их к молчанию, Джаван подвел Райса-Майкла поближе к себе и вперился взглядом в открывающуюся дверь.
Дверь медленно распахнулась и показались двое священников Custodes с изузоренными подсвечниками в руках; поверх черных ряс они надели белые епитрахили, и, судя по всему, обоим было очень жарко. Позади, с почтением прижимая к груди дароносицу, выступал взмокший розоволицый Хьюберт; его промокшую от пота пурпурную рясу также украшала пышная, расшитая золотом епитрахиль. Позади в комнате все преклонили колени из почтения к Святым Дарам.
Набожно перекрестившись, Джаван также поклонился, но не встал на колени. Райс-Майкл во всем повторял движения брата. Выпрямившись, Джаван уверенно двинулся вперед и обеими руками взялся за подсвечник, едва ли не силой выхватив его у изумленного монаха.
— Почтенные отцы, — обратился Джаван к священникам. — Сегодня мы с братом хотели бы стать служками при его милости, — он покосился назад на Райса-Майкла, подозвал его ближе, а затем уперся взглядом в Хьюберта. — Нижайше прошу вас позволить нам это, ваша милость. Мы уже исполняли эту роль при вас… и сейчас для нас это было бы очень важно — и для короля тоже.
Ошеломленный, Хьюберт несколько мгновений поколебался, но затем кивнул обоим клирикам, опуская их. Тяжелый подсвечник теперь оказался в руках у Джавана, и он почтительно склонил голову.