Я выпрямила спину, положила руки на пояс. Встряхнула головой, чтобы волосы улеглись как надо. И обратилась к своей напарнице-заместительнице:
- Ну что, любезная Тори, думаю, не следует больше смущать наших подопечных неподобающим видом... - Больше я ничего не сказала, но взгляд мой красноречиво указывал на то, что ей надо снять с себя одежды.
Она как-то резко выдохнула, помотала головой, жалобно глянула на меня. Руки ее лежали возле шеи, что выдавало ее протест, да я вся она словно сжалась, так что мне даже стало смешно. Однако я продолжала в упор смотреть на нее.
- Давай, Тори. Тут нет мужчин, и стесняться некого.
Она принялась расстегивать пуговицы на своем платье. Руки ее подрагивали, и получалось слишком медленно. Все это не столько раздражало, сколько забавляло меня.
- Дай-ка я тебе помогу... - сказала я, и, не дожидаясь ответа, решительно дернула полы ее блузки в стороны. Маленькие пуговки разлетелись по траве... А жеманница лишь ойкнула, не оказав никакого сопротивления.
Не успела она опомниться, как я стащила вниз ее юбки. А там, под одеждой, у нее было белье -на первый взгляд, шелковое.
- А от этого ты избавишься сама, не так ли?
Она лишь молча кивнула. Румянец заливал ее щеки. Тем не менее она довольно быстро освободилась от белья.
Я окинула ее удовлетворенным взглядом и одобрительно кивнула. Пусть привыкает. Это произойдет быстро - среди таких же голеньких она и сама не заметит, как перестанет думать о своей наготе.
Она оказалась умницей... Вынула шпильки из своей прически, и пепельные локоны рассыпались по ее спине, доставая до ягодиц. Я ждала, что она попытается прикрыть волосами грудь, но она этого не сделала, чем заработала еще один балл в свою пользу.
Мы переглянулись и улыбнулись друг другу. А затем медленным и величавым шагом направились в сторону женщин.
Безусловно, среди них уже пронеслась весть о том, что это сама Шерилинн Баррет приближается к ним. Знакомые лица мелькали передо мной. Мои студентки, их наставницы, городские ведьмы, медички и полицейские ищейки... Было много и тех, с кем я не была знакома лично (скорее всего, неинициированных аристократок), но и они наверняка знали, кто я такая.
Все эти леди выглядели довольно жалко. Растерянные, дрожащие, совершенно не понимающие, что с ними происходит и чего ждать дальше, они буквально впились в меня взглядами, выражавшими немой вопрос. Мне было понятно их состояние. Они должны были умереть ужасной смертью, и были к этому готовы - и вот теперь оказалась, что кому-то для чего-то было угодно продлить их жизнь, похитив из самого преддверья ада и перебросив в эти райские кущи.
По их глазам я видела, что они не верят в то, что их спасли и умирать им уже не придется. Очевидно, они полагали, что все произошедшее с ними проистекает из чьей-то изощренной фантазии, и им не миновать своей судьбы. Но сквозь обреченность на их лицах проступал слабый проблеск надежды... Да-да, он был столь явственен, что мне вдруг подумалось: а ведь мы веками убивали в себе главное - жажду жизни, самое естественное для любого человека. И достигли в этом успеха. Поэтому мы и не задумывались об изменении положения вещей. Уничтожив в себе сам инстинкт жизни, мы стали фаталистками... Но нельзя изничтожить то, что вложено в человека изначально. Заглушенный, этот инстинкт жил в потайном уголке личности каждой из нас... И вот, стоило упасть в душу крупице надежды - и этот инстинкт вырвался наружу, перекрывая все наносное, казавшееся прежде фундаментальным. Эти женщины хотели жить. Неожиданный поворот судьбы, когда неминуемая смерть была отодвинута, взбодрил их дух. И дух этот теперь метался, ища хоть какую-то опору.
Что ж, настал час разбить все ложные убеждения, разломать основу, на которой они зиждились, обратить в прах и развеять по ветру... И это должна сделать я. Я, уже все осознавшая и стоящая на пути изменения своей личности. О да, я ощущала себя совершенно другой. А они, эти женщины, всем еще пребывали под влиянием нашего бывшего мира, довлеющего над ними черной тенью. Но я смогу направить эти души в нужное русло... Я это смогу! Недаром господин Серегин поручил эту миссию именно мне, а не кому-то другому.
Осознание важности возложенной на меня задачи наполняло меня гордостью. Впрочем, приходилось контролировать себя, чтобы она не переросла в гордыню. Хоть никто и не вел со мной «душеспасительных» бесед, многие вещи доходили до меня сами собой. Потому что я была умна. Потому что мой разум был гибок и силен. Даже то, о чем не говорилось словами, но оно витало в воздухе, я впитывала и накапливала, зная, что мне все это необходимо, если я хочу вписаться в эту новую для себя реальность. Мне казалось, что только сейчас мой ум заработал по максимуму. Для меня открылся безграничный простор. И дышалось отныне стало легче, потому что ничто не давило на меня, не нависало темной глыбой... Я изгнала из себя Тьму. Но это был лишь первый шаг. Сосуд моей души, освободившись от Тьмы, теперь был пуст. Его требовалось беспрестанно наполнять...