- А ты жесток, господин неведомой мне страны Артания... - вздохнула колдунья, и глаза ее странно блеснули; руки же ее в это время просто неподвижно покоились на столе. - Слабую, беззащитную женщину, предварительно омолодив, чтобы было больнее, ты собираешься сослать на необитаемый остров доживать свои долгие дни в постылом одиночестве...
- Ой, только не надо брать меня на жалость, потому что ты не ангел, а я не чёрт! - сказал товарищ Серегин, поморщившись. - Дилемма проста. Пойдешь со мной на полное сотрудничество - получишь то, о чем прежде и мечтать не могла. Не пойдешь - получишь то, что страшнее самой смерти. Когда речь идет о судьбах целых миров, я становлюсь несентиментален и очень свиреп. Это юную девушку Линдси Торнтон я могу пожалеть, простить, погладить по голове и задвинуть за спину... А ты, - резким жестом он вытянул по направлению к ней указующий перст, - старая прожженная тварь, на счету у которой жизней больше, чем у любого серийного убийцы, а потому никакой жалости к тебе у меня нет.
Некоторое время колдунья молчала, внимательно глядя на Серегина. Затем опустила глаза, едва слышно вздохнула, после чего тряхнула головой и, снова глядя прямо в глаза собеседнику, произнесла:
- Ну хорошо... я... я расскажу... расскажу все, что мне известно... - Она облизнула губы. - Основательницей нашего ордена была богатая и совсем не старая вдова леди Джессимин Харелл, вместе с двумя дочерями прибывшая в тысяча восемьсот четырнадцатом году из североамериканского Чарльстона. Вскоре она вышла замуж за вдового же полковника Джайлса Хаббарда, у которого было две дочери-сиротки в том же возрасте, что и девочки миссис Харелл, много долгов, и совсем не было денег. Брак с богатой вдовой спас его от полного разорения и долговой тюрьмы, а леди Джессимин смогла закрепиться в лондонском обществе и сделать так, что все забыли об ее американском происхождении. Первыми сестрами-ученицами в ордене были ее родные и приемные дочери, и они, в свою очередь, вовлекли в колдовскую деятельность своих подруг, просто знакомых и даже некоторых служанок-простолюдинок, лишь бы у тех имелся соответствующий талант. Школа магии и колдовства возникла гораздо позже, уже во времена королевы Виктории, которой колдуньи нашего ордена оказали значительные услуги...
- Ну вот видишь, Шерилинн, - сказал товарищ Серегин, одобрительно кивая, - говорить правду легко, приятно и совсем не больно, а за ложь тебя рано или поздно начнут бить. А теперь скажи: ведь поначалу ваши ведьмы занимались только самым примитивным колдовством, отнимая понемногу жизненную энергию у своих соседей, чтобы обратить ее на сотворение своих заклинаний?
- Да, - подтвердила бывшая главная колдунья Британского королевства, - так и есть. Но только наши колдуньи не ограничивались мелким побирушничеством. Уже во времена королевы Виктории членам нашего ордена было дозволено присутствовать на непубличных смертных казнях. А если приговоренной была молодая и красивая женщина, например, отравившая своего старого мужа, то мы забирали ее к себе, чтобы умертвить в соответствии со специальными обрядами, приносившими нам намного больше силы, чем банальная казнь через гильотинирование или повешенье. И тогда же в нашем ордене начали изучать оккультные практики колониальных народов; наши сестры готовы были все что угодно, лишь бы увеличить количество силы, которой нашему ордену всегда не хватало.
- Ну вот, - хмыкнул товарищ Серегин, - теперь понятно, откуда проистекает история королевской бойни в Ридженте. Сначала вы резали разный женский элемент у себя в орденской резиденции, а потом решили двинуть эту практику в массы, ибо аппетиты у вас росли прямо во время еды. Вот ты сама, госпожа Шерилин, сколько жертвоприношений совершила, скольким девочкам, в том числе и своим студенткам, вскрыла грудь своей собственной рукой, вытаскивая наружу горячее трепещущее сердце?