28 августа Чемберлен направил новое послание Гитлеру, в котором он заявлял, что полностью разделяет желание рейхсканцлера «сделать дружбу основой отношений между Германией и Британской империей». Но вместе с тем он не мог не подтвердить готовность Англии оказать помощь Польше в случае военного конфликта. Касаясь предложений Гитлера, Чемберлен писал: «Правительство Его Величества полностью готово принять их, с некоторыми дополнениями, в качестве темы для обсуждения, и оно было бы готово, если разногласия между Германией и Польшей будут улажены мирным путем, приступить так быстро к таким переговорам, как это окажется целесообразным, с искренним желанием достичь соглашения» (ibid. P. 330—332).
Вручая Гитлеру это послание Чемберлена, английский посол Гендерсон заявил: «Премьер-министр может довести до конца свою политику соглашения, если, но только если г-н Гитлер будет готов сотрудничать» (ibid. P. 351 — 354).
На следующий день, 29 августа, в своем ответе на это послание Гитлер потребовал передачи Германии Данцига и «коридора», а также обеспечения прав немецкого национального меньшинства на территории Польши. В послании подчеркивалось, что, хотя германское правительство скептически относится к перспективам успешного исхода переговоров с польским правительством, оно тем не менее готово принять английское предложение и начать прямые переговоры с Польшей. Оно делает это исключительно в связи с тем, что им получена «письменная декларация» о желании английского правительства заключить «договор о дружбе» с Германией (ibid. P. 388-390).
Даже 30 августа, когда стало известно, что Германия сосредоточила на своем восточном фронте 46 дивизий и намерена в ближайшие же дни нанести удар по Польше, Галифакс заявлял на заседании английского правительства, что «эта концентрация войск не является действенным аргументом против дальнейших переговоров с германским правительством» (Public Record Office. Cab. 46/39. P. 423).
Попытки Чемберлена договориться с Гитлером никаких результатов, однако, не дали, да и не могли дать. Гитлер вел переговоры с Англией исключительно с целью локализации подготавливавшейся им войны с Польшей. Ни о чем договариваться с ней он не собирался. Наоборот, после разгрома Польши Гитлер намеревался начать войну именно с Англией и Францией.— 2—329, 353.
157^ В связи с подписанием договора о ненападении началось своего рода соперничество относительно того, кому принадлежала инициатива. Гитлер в речи 22 августа 1939 г. старался приписать инициативу лично себе. Напротив, Молотов приписывал ее лично Сталину, Однако даже германское посольство в Москве в своих донесениях в Берлин о докладе Сталина от 10 марта 1939 г. какой-либо инициативы такого рода в нем не усматривало. Как следует из донесений германского посольства в Москве, немецкая сторона не усматривала в докладе Сталина какой-либо инициативы по сближению с Германией. Не обнаружили ничего похожего в нем и в германском министерстве иностранных дел. Что касается позиции СССР в отношении Германии в то время, то она изложена, в частности, в резкой по своему характеру ноте Советского правительства правительству Германии от 18 марта 1939 г„ где тогдашние действия Германии в отношении Чехословакии названы «насильственными, агрессивными» (см. док. 193 и 194),—2—348.
158^ В телеграмме И. М. Майского в НКИД от 27 августа 1939 г. сообщалось: «Сегодня из Берлина в обстановке большой таинственности в Лондон прилетел какой-то «гонец» от Гитлера, но подробности пока еще неизвестны» (АВП СССР, ф. 059, оп. 1, п. 300, д. 2078, л. 2).- 2-354.