- Сынок... - тихо окликнула его мать. - Для того, чтобы достать луну с неба, нужна очень, очень длинная палка... - Я тоже пробовала... раньше. У меня тоже не получилось. И потом... иди надень варежки. У тебя, должно быть, совсем замерзли руки.
- Ты пыталась достать луну - ? заинтересованно переспросил ее сын уже на земле, кубарем скатившись с крыши. Подымаясь на цыпочки, он пытался при свете луны и звезд снизу разглядеть выражение ее лица. - И ты не достала длинную-предлинную палку?
- Не достала, сынок... - виновато призналась мать.
- Значит, у тебя было мало веры! - серьезно заключил сын. - Даже - с горчичное зернышко...
?И?перед тем, как закрывать дверь на ночь, он постоял на верхней ступеньке крыльца и прошептал, словно бы молитву или волшебное заклинание:
- А я верю... Верю, верю, что луна сделана из смаалэндского сыра... И крепко стиснул кулачки, пристукнув ими друг о дружку.
Несколько ночей подряд дул теплый юго-западный ветер, и ночное небо было покрыто плотными мохнатыми облаками, и не было видно ни луны, ни звезд... А когда сменившийся ветер разогнал облака - Кнуд глянул на нее и ахнул:
- Мама, мама! - радостно закричал он. - Ты только посмотри: вся луна объедена летучими мышами! Ты видишь, как они неровно отгрызли у нее краешек? Ты - видишь?!
- Вижу, сынок, - кивнула головой его мама. - Только почему же ты думаешь, что луну объели летучие мыши, а?
- Ну, мама... - засмеялся Кнуд, - как же ты не понимаешь, что домашние серые мыши не могли съесть этот сыр: они же не умеют летать!
- Да... - согласилась мать. - Это верно. Я не догадалась.
- Вот видишь, вот видишь! - приплясывал Кнуд Свенсон, маленький житель небольшой северной страны на берегу холодного моря. - Я имел веру.. размером с горчичное зернышко, и маленькие мыши погрызли большую Луну!
- Еще бы... - сказала мать тихо... - Ведь твоя Луна и в самом деле сделана из смаалэндского сыра!
КОД "ИКС"
- Поздравляю вас, господин Президент! - сказал Врач. Он стянул резиновые перчатки, несколько раз согнул и разогнул освобожденные пальцы и впервые за двое суток слабо улыбнулся. - Теперь я гарантирую жизнь вашего сына. Да поможет нам Бог!
- Бог - это вы! - немного высокопарно, но совершенно искренно вырвалось у Президента. - Оказывается, я не только Отец Нации. Я - всего-навсего отец...
- Я тоже... был... отцом - грустно произнес Врач. - Но мой мальчик... погиб далеко отсюда. Слишком далеко... И я ничем не смог помочь ему. Ничем!
- Мы отомстим им! - пылко пообещал Президент, словно бы мгновенно поднявшись на трибуну с сияющим на ней государственным гербом. - Мы сотрем этих шестиконечных археронцев в космическую пыль! Наш звездный флот приведен в боевую готовность! И стоявший за спиной Президента рослый адъютант в традиционной военно-морской форме с золотым шнуром аксельбанта невольно вытянулся по стойке "смирно". В левой его руке, надежно прикрепленный металластовой цепочкой к запястью, покачнулся знаменитый черный сейф-чемоданчик с торчащей из него гибкой и короткой антеннкой, - словно одинокий усик спрятанного там неведомого опасного насекомого... В этом чемоданчике, как было известно на Планете всем и каждому, находилось личное переговорное устройство Президента для связи со всеми планетными и межпланетными базами.
- Вы не сможете начать войну, господин Президент... - тихо, очень тихо, пожалуй даже слишком тихо для угрозы сказал Врач, но тем не менее охранники Президента насторожились и руки их цепко легли на рукоятки лучеметов.
- Кто сможет диктовать мне свою волю - ?удивился Президент.
- Ваш сын, сэр...
- Сын?! Моя новорожденная кроха?!
- Да, сэр... При проведении этой отчаянной операции я вживил в его сердце микропередатчик с кодом "икс", господин Президент...
- Мой личный президентский код?! - задохнулся правитель Планеты. - Код-сигнал с командой о начале ядерного нападения?!
- Именно так, господин Президент. Теперь любую войну вы сможете начать, только разорвав сердце вашего ребенка. В самом буквальном смысле этого выражения...
- Но как... Как вы смогли? Как... осмелились? Как вы узнали, наконец?! - Президент словно бы осел на глазах, и его высокая спортивная фигура явно укоротилась дюйма на два-три.
- Электронный сигнал - это всего лишь сигнал, господин Президент, - устало ответил Врач. - Всего лишь знаковая система, а не знамение Божье. И если его знают двое, всегда есть возможность того, что тайну узнает третий... А нас на Планете и во всем мире не трое. Нас гораздо больше!
Голос Врача окреп, он поднял голову и снизу вверх посмотрел на Президента. Впрочем, тот уже не выглядел высоким, величественным и неуязвимым.
- Ничего... - наконец, прохрипел Президент. - Я поменяю сигнал. В конце концов, это мой личный код.
- Ребенок тоже ваш, сэр... - мягко напомнил Врач. - Впрочем, как и весь наш мир.
- Чего вы добиваетесь - ?недоверчиво спросил Президент. У него противно задрожала правая нога, и он, нащупав шаткий подлокотник, с трудом опустился в белое больничное креслице. - Это только отсрочка...
- Конечно... - согласился Врач. - На то, чтобы изменить код "икс" на всех приемных командных устройствах на всех внепланетных базах уйдет много времени... Но время работает на нас, господин Президент: нас станет еще больше, я даже уверен - нас станет очень, очень много. И самое главное: за это время подрастет ваш сын, господин Президент. И тогда есть основания, что он тоже окажется на нашей стороне. И решение будет в наших руках. Справедливое решение!
- И за эту... за эту справедливость, - с трудом выговорил Президент, еле разлепляя бледные губы, - я плачу... собственным сыном?
- Ведь вы - отец, господин Президент. Счастливый отец! - напомнил Врач. - Кто знает: может быть, дети изменят и нас с вами?
- Дорогая цена... - прошептал немолодой человек, и больничное креслице тоненько скрипнуло под ним. - За все мы платим слишком дорогую цену...
За его спиной, не шелохнувшись, продолжал стоять адъютант и точно так же оставалась совершенно неподвижной короткая антеннка, выглядывающая из черного сейфа-чемоданчика...
ОХОТА
Ощущая приятную тяжесть ружья, он бесшумно прополз сквозь колючий кустарник и осторожно раздвинул ветви. Они были здесь!
Солнце еще не взошло, серели предрассветные сумерки, и внизу, под ветвями деревьев и в кустарниках еще таились густые и таинственные клубы ночной темноты. Но их было видно! И не в отличные окуляры инфракрасного бинокля, а так - потому что они были чернее самой черной мыслимой черноты! Они двигались в центре поляны, меняясь местами и подпрыгивая. Он замер, втягивая ноздрями горький от хвои воздух и прислушиваясь к их гортанному бормотанью. Время от времени они забавно чуфыкали и с треском распускали свои великолепные крылья.
От первого солнечного луча, скользнувшего по вершинам, их чернота стала еще заметнее. Даже издали ощущалась глянцевитность и упругость их хвостовых перьев. Хвосты эти то распускались веером, то складывались с явным характерным шорохом - именно, как веер! От этих удивительных хвостов так и веяло прохладой... Над глазами у них огненно выделялись алые брови, алые, как кровь, струившаяся в их сильных телах. Даже на вид птицы были налиты тяжелой пахучей плотью. Первобытная дичь! И первобытная их песня, песня весны и любви, заполнила до краев эту уединенную поляну, всепобеждающе разносилась в полном безветрии раннего утра, дикая самозабвенная песня дикого леса...
"Косачи! Косачи! - повторял он, словно перекатывал внутри себя еще и еще раз это старое забытое слово. - Косачи! Прекрасная мишень!" Он знал, что ружье снаряжено и опечатано егерем по всем правилам. Он получил от него сертификат с внушительными гербовыми печатями и знал, что имел право на три выстрела. Он хорошо заплатил за эти три выстрела! Осечки не будет! Он опытный и хладнокровный стрелок... Пора!
Привычным, хорошо отработанным движением он поднял ружье к плечу. Ощущая щекой липкий холодок приклада, он спокойно, тщательно, как на полигоне, задержал дыхание... Ведя стволом, он аккуратно всаживал птицу в самый центр перекрестья нитей прицела, и когда она на короткую долю секунды замирала вместе со своей песней, - быстро и точно, три раза подряд нажал на спусковой крючок.