Так, самый главный вопрос, который предстоит решить нам с вами: готовы ли мы - перед лицом неизбежного будущего - сформулировать и обосновать наше право на жизнь и наше право на смерть?
(Голос из зала судебного заседания: - Эти права принадлежат Богу!)
- Совершенно с вами согласен! В таком случае хирург Кэрриган был, ежели угодно, всего только орудием в руках божьего промысла. И надо признать - орудием весьма и весьма квалифицированным. Он не посрамил божеского предначертания! И я думаю, что ежели Бог захотел бы провести экспертизу, у него не нашлось бы претензий к качеству данной работы!
(Крики в зале суда: - Браво! Богохульник! Адвокат дьявола ! Долой! Браво! Не кощунствуй!)
- Уважаемые господа! В чем смысл нашей жизни, этой неоспоримой божественной сущности? Разве не в том, чтобы взращивать, лелеять, всячески поддерживать вечные ростки жизни перед ликом смерти? Тогда высшая польза наших деяний - она же и безусловный носитель высокой нравственности.
(Выкрик из зала суда: - Валяй дальше!)
- Тогда что такое "право на смерть", если умелые хирурги способны вмешаться в божеское предначертание и продлить жизнь полуживым за счет мертвых? И кстати, господа присяжные заседатели, кто из вас возьмет на себя смелость сформулировать, что значит понятие " юридически мертвый"? А какой смысл вы, господин прокурор, вкладываете в понятие "юридически живой", если тот или иной субъект завещает хранить себя в криогенной емкости до назначенного им срока воскресения где-нибудь в 2205 году от Рождества Христова?! Что такое право на жизнь, дарованную нам Богом, если между жизнью и смертью ребенка стоят только деньги?
(Голос из зала суда: - А разве старый способ делания детей уже отменен?!)
- Нет сомнений, что грядет такое время, когда технический уровень развития медицины за счет как электронных, так и чисто биологических протезов позволит отдельным индивидуумам если не существовать бессмертно, то функционировать практически сколь угодно долго, почти бесконечно! Не выглядит ли кощунством, уважаемые присяжные заседатели, наши грядущие возможности и наша моральная готовность отобрать у божьего промысла право на бессмертие? Нет, не выглядит! И мои подзащитные осуществили свое свободное божественное право на смерть во имя торжества жизни!
(Выкрик из зала судебного заседания: - Но по законам нашего штата разрушение плода сроком больше двенадцати недель считается убийством!)
- Плод не был разрушен в строгом смысле этого слова! - последовало быстрое возражение адвоката. - Его важнейшие части были использованы как необходимый строительный материал для угасающей жизни другого несчастного человеческого существа. Ежели угодно - это проявление истинного великодушия, благородный акт спасения! Небогатые родители с ужасом и горечью осознали невозможность оплатить необходимого донора. И их честная великодушная попытка устранить вопиющую социальную несправедливость собственными, так сказать, силами, собственным правом на осуществление жизни своего ребенка, дарованного им Господом, в свете наших предыдущих размышлений заслуживает, на мой взгляд, понимания, сострадания, уважения и оправдания...
(В зале судебного заседания свист, крики и аплодисменты.)
- К сожалению, уважаемые сограждане, мы знаем, что Бог, создавая человека, не создал к нему запасных частей... И мы, молодая, цветущая, инициативная нация, должны всемерно исправить эту недоработку! Мы будем создавать потребные нам органы искусственно, и матерям не надо будет прибегать к услугам собственного чрева...
(В зале возгласы: - Гип-гип, ура!)
- В стране свободной частной инициативы свежие человеческие органы должны быть доступны всем и каждому! Удача в таком обширном начинании представляется мне, как daimonion, иными словами - как знамение Божье!
(Присутствующие в зале суда в едином патриотическом порыве встают и поют государственный гимн.)
Сообщение корреспондента: процесс не закончен. Окончательные выводы суда и приговор мы опубликуем в ближайших выпусках нашей газеты.
ЗАПОВЕДНИК
- Завтра мы с тобой полетим в Заповедник! - торжественно сказала Мать. - Я, наконец, получила разрешение. И я покажу тебе Цветок.
- Цветок - ?оживился Сын. - Разве в Заповеднике живут... эти самые... цветоки?
- Цветы - ?поправила Мать, засмеявшись. - Нет... Они там... не живут. Они - растут. И строго охраняются законом.
...Цветок был неописуем и не походил ни на один предмет, с которым приходилось сталкиваться Сыну за его долгую десятилетнюю жизнь.
- Он - белковый - ?деловито спросил Сын. - Его - едят?
- Нет... Это... это не едят. - Мать обеспокоенно покрутила головой на тонкой шейке, похожей на стебелек цветка. - Это считается красивым.
- Красивым? Что такое " красивый" - ?удивился Сын. - Это полезно?
- Не знаю... - смущенно призналась Мать. И повторила: - Это считается красивым. Поэтому в Заповедник так трудно попасть. Красота - она и есть Красота.
- Что такое красота - ?требовательно спросил Сын и бесшумно заскользил чуткими пальцами по кнопкам своего персонального миникомпьютера. - Оно передает какую-нибудь информацию? По какой программе?
- На Цветок нужно просто смотреть, - пояснила Мать. - Так делают все...
Сын склонил голову на бок и прислушался. Но Цветок был неподвижен и не проронил ни единого звука.
- Видишь: он состоит из пяти одинаковых частей... там, наверху? - деликатно подсказала Мать. - Они называются: ле-пест-ки!
- Ле-пест-ки - ?фыркнул Сын. - Смешное словечко! Где ты его выкопала?
- Я посмотрела в справочнике! - с гордостью сказала Мать.
- Интересно, как его окрашивают - ?вдруг забормотал Сын. - Совершенно необычное разложение спектра...
И еще раз вгляделся в удивительный венчик из пяти одинаковых лепестков, изысканно выкроенных неведомым дизайнером.
- А знаешь... он, пожалуй, похож на старинный микрофон... - бледно улыбнувшись, неожиданно сказал мальчик. - Я помню передачу по видику... Уникальная музыка двадцатого века...
- Да... - вздохнула Мать. - Это было очень давно. Говорят, раньше этих Цветов было много. И таких, как наш, и других. Самые разные! И они росли свободно... Даже в этих старых... Ага, вспомнила! - в самых старых садах и парках...?
- Вранье! - равнодушно откликнулся Сын. Мать сделала инстинктивный древний защитный жест: беспомощно пожала плечами.
...Взлетая, Сын еще раз взглянул на Заповедник: небольшой силиконовый купол, зажатый среди небоскребов, под которым жил непонятный ярко-красный Цветок. Внизу было видно, как извивалась огромная очередь желающих попасть в Заповедник. Мать и Сын так и не узнали, что Цветок назывался Тюльпаном. Домой они летели молча...
ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО
Когда-то, несколько веков тому назад, приморский городок, где на время своего короткого отпуска поселился Стенли Ньюмен, считался одним из самых модных и дорогих курортов. Сам городок почти не изменился: камни стареют медленно. Но вот море... Ньюмен помнил странное гомеровское определение Средиземного моря: "виноцветное". Теперь же за невысокой проволочной оградой, протянутой вдоль всего побережья, вяло шевелилось нечто, напоминающее жидкий асфальт. И ветер, иногда налетавший на берег с бывшего моря, пахнул именно разогретым асфальтом - и больше ничем...
- Ваш жетон, сэр! - предупредительно напомнил портье, выдавая Ньюмену ключ от номера. Бассейна при гостинице не было. Вернее, он был когда-то, в лучшие времена, но теперь на его месте сухо стелилась песчаная площадка для минитенниса. Жетон давал право на трехразовое получение строго нормируемой воды.
- Слышали новость - ?продолжил разговор портье. - В ответ на повышение цен на канадскую пшеницу русские в четыре раза повысили цену на байкальскую воду. Прямо за горло берут! Бог знает, что творится в мире! Желаю вам доброго отдыха, сэр! И все-таки, как говорилось в старопечатных книгах - весна брала свое! Всюду с завидной пышностью цвели розы. Впрочем, не следовало брать на веру эту картину буйного цветения. И пинии на горных склонах, и эти горделивые розы могли оказаться искусной пластиковой имитацией вездесущих экодизайнеров. Но вот цветущий дрок... Стенли помял в пальцах пронзительно желтые лепестки и втянул давно забытый запах детства. Нет, дрок не был подделкой! И он, умиротворенный, незаметно задремал, вытянувшись на теплой земле. Очнулся Ньюмен в полной темноте, продолжая лежать на спине и глядеть в неизменное звездное небо. Ему было хорошо...