Вечер закончился.
Они тихо смотрели, как за окном автомобиля мелькают оксфордские просторы, но это было спокойное, а не печальное молчание.
В последний раз вернувшись в Фоллиз-Хаус, они спустились по ступенькам моста, отвернувшись от бурной реки.
Хоббс уже отвез объемистый багаж Пэнси в Лондон. Хлоины книги были перевязаны веревочкой и ждали в полутемном коридоре прихода носильщика.
Элен нерешительно замерла у подножия лестницы. Все понимали, что настало время расставаться, но пытались оттянуть эту минуту.
Молчание нарушила Пэнси. Она торопливо чмокнула Элен в щеку.
– Au revoir, – сказала она и поднялась на галерею.
Ее светлые волосы какое-то время белели в темноте, а там, где она проходила, оставался аромат летнего сада. Хлоя повернулась к Элен и Тому и молча обняла их.
Элен хотелось сказать:
«Подожди! Не уходи еще немножко!»
Но рядом стоял Том, и она знала, что больше всего на свете ей хочется снова остаться с ним наедине.
Ушедший год промелькнул в ее памяти, и на мгновение она почувствовала связь с собой прежней.
«Неужели я та же самая Элен? – спросила себя Элен и ответила. – Нет».
За год, прожитый в Фоллиз-Хаусе, она изменилась до неузнаваемости и обрела Тома. Ее пальцы благодарно сжали его руку.
Наступила пора покинуть Фоллиз-Хаус и Оксфорд, и Элен была к этому готова. А вот Пэнси и Хлою она не оставляла, потому что была уверена: они всегда будут с ней.
Элен широко улыбнулась и так сильно стиснула Хлою в объятиях, что они обе чуть не задохнулись.
– Не надо слишком много работать, – приказала она Хлое. – Помнишь, как говорится, «за упорным ученьем не забудь про развлеченья»?
– О, не волнуйся! – засмеялась гортанным смехом Хлоя. – Я думаю, мне это не грозит. Я слишком люблю развлечения. Но надеюсь, что в конце мне тоже повезет, как и тебе!
Они не стали прощаться. Хлоя послала им воздушный поцелуй, перегнувшись через резные перила, и тишина вновь окутала их своим покрывалом.
Элен слегка содрогнулась и сказала:
– Теперь мой дом не здесь. Том, я живу теперь с тобой, да?
Том засмеялся.
– Только попробуй пожить где-нибудь еще! Пошли. Я хочу, чтобы мы снова остались вдвоем.
Уютная анонимность маленького домика, который снимал Том, была им очень по душе.
«Мне неважно, где мы с ним будем, – поняла Элен. – Мой дом там, где живет Том… вот как сейчас… главное – это быть с ним, разливать чай в две чашки с полосками…»
Она вновь испытала восторг освобождения, и он был вдвойне сладостен, потому что теперь она не чувствовала себя одинокой.
«Мы можем поехать куда угодно, – думала Элен. – Нам любое дело по плечу!.. А вот Монткалм раздавил бы меня, так мне в нем было тяжело».
Том почувствовал на себе ее взгляд и поднял глаза, его смуглое лицо неожиданно посерьезнело.
– Ты не раскаиваешься?
– Ни капельки!
– А у тебя нет ощущения, что ты расстаешься слишком со многим? Помнишь, как мы с тобой однажды встретились на аллее Эддисона? Ты сказала, что прощаешься с Оксфордом, и у тебя был такой печальный и такой мужественный вид, что я готов был отдать все на свете, лишь бы это изменилось. Может быть, именно тогда я, сам того не подозревая, и влюбился в тебя?
– Нет, ты тогда думал о Пэнси, – весело откликнулась Элен. – Но для меня это все неважно, главное – быть с тобой. А здесь я сделала все, что мне хотелось сделать. Мне столько всего хочется повидать, но без тебя это все не в радость.
– Спасибо, – просто сказал Том. – Обещаю тебе, что мы везде побываем вместе, – он подошел к ней и прижался щекой к ее голове. – Как хорошо, что ты больше не живешь в Фоллиз-Хаусе! – пробормотал Том. – Пока ты была там, я постоянно боялся тебя потерять. Не так, как Оливера, да и дурное влияние Розы на тебя не распространялось, но я все равно чего-то боялся.
– Дурное влияние Розы? – удивленно переспросила Элен.
– А ты не знала? – ласково сказал Том. – Это ведь Роза снабжала его кокаином и другими наркотиками, которыми она приторговывает. Вот почему она имела на него такое влияние. И на него, и на твою несчастную подружку Франс Пейдж, которая не выдала Розу, осталась ей верна, хотя старая ведьма этого не заслуживала.
Элен снова припала головой к его надежному плечу. Она вдруг явственно увидела грязную, неприбранную кухню, где Роза, словно паук, ткала свою гибельную паутину, и вся эта маленькая история стала ей ясна, как божий день.
– Нет, – робко произнесла она. – Я ничего этого не знала. Мне просто было ее жалко.
Том обнял Элен еще крепче.
– Не меняйся! – пылко воскликнул он. – Никогда не меняйся!
– Надеюсь, что я не изменюсь, – пробормотала Элен, говоря больше сама с собой. – Не изменюсь, если у нас с тобой все будет, как сейчас. Если мы с тобой будем счастливы… Том! Пойдем в постель. Прямо сейчас! Ты мне так нужен!
Он почти грубо схватил ее и понес в спальню.
Элен стояла у большого окна и глядела на улицу, все еще не веря своим глазам. Нью-йоркские небоскребы оказались точно такими, как на открытках, виденных-перевиденных тысячу раз, но ни одна из этих открыток не могла передать того великолепия, которое предстало сейчас перед ней. Солнце ослепительно сияло и переливалось на стеклах, здания отбрасывали четкие тени, кварталы домов уходили вдаль и манили Элен.
– Удивительно, как я быстро все это полюбила! – сказала она когда-то Тому. – Почему ты мне не говорил, что тут так красиво?
– А ты бы мне разве поверила? Нью-Йорк можно или полюбить или возненавидеть люто. Слава богу, ты полюбила. Надо же! – поддразнил он ее. – Ты святее самого Папы: любишь Нью-Йорк больше, чем коренные жители.
Это была правда. Энергия, бурлившая в этом городе, придавала Элен гораздо больше жизненных сил, чем томная Венеция. И при этом не меньше возбуждала чувственность. Они жадно изучали друг друга, и неуемная энергия, которую излучал этот город, придавал Элен сил. Она никогда еще не была такой уверенной и сильной и теперь понимала, почему Том вел себя в Оксфорде как сторонний наблюдатель и смотрел на все отстраненно и иронически. Теперь ничего этого не было и в помине, Том с головой ушел в работу. Элен думала, что если бы она не увидела Тома здесь, в его родном городе, она никогда не смогла бы понять его по-настоящему и не полюбила бы так, как любила сейчас.
Целый месяц отделял их от того вечера под шелковицей, когда они по-своему прощались с Оливером.
Боль в душе Элен еще не стихла, но все уже начало затягиваться патиной, и дело тут было не только в том, что прошел месяц и их отделял от Англии Атлантический океан. Здесь была другая жизнь. Жизнь с Томом в Нью-Йорке.
Элен зябко поежилась. Она еще не привыкла к такому полному, безграничному счастью. Она тревожно прислушалась, наклонив голову набок, к тишине, царившей в квартире, потом услышала всплеск душа. И пение моющегося Тома.
Элен улыбнулась, пройдя по большому, светлому помещению и посмотрев в окно, выходившее на юг, на высотные здания банков, располагавшиеся в деловом районе города. Высунувшись из окна и поглядев вниз, она могла увидеть тихую улочку, на которой находился дом, где обитал Том.
– Грин-стрит, Сохо, Нью-Йорк, – повторяла про себя Элен. – Я здесь. И я могу оставаться здесь с Томом вечно.
Высоко над их постелью висела на стене маленькая картина с полевыми цветами на фоне бирюзового моря. Казалось, она висела здесь вечно.
Том вышел из-под душа в купальном халате, он усердно вытирал волосы полотенцем, пока они не встали торчком, как у какого-нибудь панка.
– Хочешь поехать позавтракать в «Маркет Дайнер»?
Элен любила шумные ресторанчики Нижнего Вест-Сайда, где постоянно менялось меню.
– Я приготовила кофе. Давай лучше останемся дома.
Том повесил полотенце на шею и потянулся к Элен.
– М-м… Тогда возьмем кофе и уляжемся обратно в постель.
Сзади, в прихожей, послышался шум: что-то опускали в почтовый ящик. Элен отстранилась от Тома.
– Почту принесли, – сказала она.
– У нас говорят «доставили», – радостно поправил ее Том. Он вышел и вернулся, торопливо просматривая конверты. Выудил из стопки квадратный белый конверт и протянул его Элен.