– А может, вам съесть только яичко? – он хотел мягкой насмешкой слегка развенчать это великолепие, и они с Хлоей обменялись мимолетной улыбкой.
Затем Хлоя наклонила голову и почтительно прислушалась к тому, что говорит ректор. Он казался с виду очень старым и грозным, сразу было видно, что это крупнейший специалист по античности, однако сейчас Хлоя заметила, что в его поблекших глазах светится живой интерес.
– Ну что ж, мисс Кэмпбелл, вы должны рассказать нам о работе рекламного агента.
Иными словами, подумала Хлоя, вы явились сюда, чтобы… развлекать нас.
Она решительно встряхнула и расправила толстую льняную салфетку, а потом начала рассказывать…
Разговор протекал сдержанно, в нем чувствовался этакий лоск. «Как в редких произведениях искусства», – подумала Хлоя. Когда подали суфле и жареное мясо молодого барашка, у Хлои спросили ее мнение о Пьере делла Франческа, совместном обучении девушек и юношей и о сделанной Сноудауном фотографии ректора, которая недавно появилась в цветном приложении к одному известному изданию. Все, что бы Хлоя ни сказала, выслушивалось так серьезно, словно она была великим авторитетом в этой области.
Сидевший рядом с Хлоей Стефан вел себя так же вежливо и церемонно, но когда лингвист с ястребиным профилем – он сидел прямо напротив Хлои – сказал: «Как нам повезло, что у нас есть доктор Спарринг! Он приводит с собой таких интересных гостей, они украшают наши трапезы», Стефан прошептал Хлое на ухо:
– Он имеет в виду женщин. Старый мерзавец ужасно ревнив. Смотри, как бы он не ущипнул тебя за грудь, когда мы будем подниматься по лестнице.
Хлоя напряженно уставилась в свою тарелку, стараясь подавить смешок. Она многое повидала в жизни, но все равно на нее произвел впечатление этот старинный зал и блестящая светская беседа. И потом, ей очень льстило, что Стефан сидит рядом и тихонько над всем этим потешается.
Подали одно блюдо, потом другое, они были достаточно обыкновенные, но приготовлены хорошо. Изумительным назвать можно было только вино. Стефан то и дело показывал ей жестом, что он хочет долить ей в бокал ароматного кларета, которым они запивали баранину. Лео Доней научил Хлою разбираться в винах, и она помнила, что, по его отзывам, лучшие вина ему довелось попробовать в Оксфорде.
– Пей как можно больше, – посоветовал ей Стефан. – Вряд ли нам удастся еще как следует побаловаться таким прекрасным вином. Наш казначей продал почти все ящики этого вина, чтобы заплатить за настилку новых полов в библиотеке. На собрании колледжа была по этому поводу большая буча.
Когда доели второе – старшекурсники уже давно ушли, – ректор окинул стол опытным взглядом. Все встали.
«Как странно, что не подадут пудинг», – подумала Хлоя.
Присутствующие по двое начали покидать обеденный зал и подниматься по узкой винтовой лесенке.
– И что теперь? – спросила Хлоя шепотом у Стефана.
– Подожди и увидишь, – сказал он.
Ректор остановился у небольшой деревянной двери под стрельчатой готической аркой. Сбоку от двери были набиты в ряд крючки, и преподаватели, сняв мантии, повесили их туда. Затем ректор отошел от двери.
– Пока что он, разумеется, был за главного, – сказал Стефан Хлое. – Но это преподавательская гостиная, и ректор здесь не заправляет. Его полномочия переходят к старому, ужасно занудливому Паффету – он сегодня вечером самый старший из всех присутствующих здесь преподавателей. Но не волнуйся. Я постараюсь оградить тебя от его занудства.
– Вы зайдете с нами, господин ректор? – спросил старый Паффет.
– Благодарю, господин старший преподаватель. И они вдвоем вошли в низкую дверь.
Когда дошла очередь до Хлои и она тоже перешагнула через порог, то тихо ахнула, увидев представшее перед ней зрелище. Прежде всего внимание ее привлек камин, в котором горел недавно разожженный огонь. Над камином висел портрет царственного основателя колледжа, Хлоя всегда восхищалась гораздо менее совершенной его копией, висевшей в Национальной галерее. Комната освещалась свечами, стоявшими в трех посеребренных подсвечниках, а там, куда не достигал свет яркого пламени, темнели резные дубовые стены и бархатные занавеси.
Перед камином стоял подковообразный стол. А на нем сияли и переливались радужными искрами бокалы, стеклянные сосуды и столовые приборы. Но фарфора здесь не было. Хлоя, не веря своим глазам смотрела на неярко поблескивавшее золотое блюдо. Между вазами, в которых лежали горы фруктов, орехов и крошечных пирожных, стоял графин сливовой наливки.
– По правилам, – прошептал Стефан, – я не могу сидеть здесь рядом с тобой. Я должен тебя оставить, чтобы мои коллеги тоже насладились твоим обществом. С кем ты хочешь сесть рядом?
Хлоя посмотрела по сторонам.
– Ты их лучше знаешь. Сам выбери.
Когда Хлоя подошла к ломящемуся от яств столу, она обнаружила, что ее соседями будут учтивый преподаватель экономики – он все время заученно улыбался – и какой-то юнец с копной светлых волос он был в потертом черном кожаном пиджаке.
– Это Дейв Уолкер, – сказал Стефан. – Наш местный коммунист.
– Отвали, – добродушно хмыкнул Дейв. – Теперь она моя, и я сам расскажу ей о моих политических пристрастиях. Иди побеседуй с Паффетом о строительном фонде, – он повернулся с улыбкой к Хлое, – а мы тем временем побеседуем с твоей очаровательной гостьей о жизни, любви и литературе. Стив любит надо мной подшучивать, потому что десять лет назад он был марксистом, а потом его купили, и теперь ему не по себе.
– Неужели это правда? – удивилась Хлоя. – Когда же, в какой момент на смену юному идеалисту пришел хладнокровный, скептически настроенный преподаватель?
Ей хотелось узнать Стефана ближе, гораздо ближе…
Все уселись, и Хлоя лукаво спросила:
– Как вы умудряетесь быть марксистом и при этом окружать себя такой роскошью, есть с таких блюд?
Она постучала по своей золотой тарелке, и раздался звон, это было само олицетворение богатства и привилегий.
Дейв весело рассмеялся.
– Кошмар, правда? Все лучшее они подают здесь, тайком от бедных студентов, чтобы они не узнали об этом и не разнесли вдребезги все запоры. Кстати, попробуйте десерт. Он превосходен.
Десерт действительно был превосходен, Хлое очень понравилось сочетание крема, фруктов и орехов; десерт запивали отличным белым бордо.
– Нет, – заявил Дейв полушутя-полусерьезно. – Я уверен, что добьюсь большего, если буду менять ситуацию изнутри. Надо добиться, чтобы как можно скорее каждый мог есть с золотой тарелки. Хотите наливки, мадам? Попробуйте, тогда я налью вам вне очереди. А их всех здесь это ужасно бесит. Я просто не могу отказать себе в подобном удовольствии! Мне гораздо легче отказаться от этих яств и напитков. Вот я и надеваю это, – он поправил узел на галстуке, – приезжаю на велосипеде из Коули и наслаждаюсь столь необыкновенным зрелищем, это ведь в наше время анахронизм. И не долго ему еще существовать, – мрачно прибавил он. – Не забудьте отведать пирожных. Шеф-повар – превосходный кондитер.
Затем внимание Хлои отвлек ее другой сосед. Разогревшись и разомлев от вина и наливки, Хлоя вступила в жаркий спор об экономике рекламного бизнеса.
Экономист яростно флиртовал. Когда она говорила, он пожирал глазами ее губы, время от времени наклонялся вперед, чтобы наполнить ее бокал или брал из ее рук серебряные щипцы, чтобы расколоть для Хлои орех.
– Вы очаровательны, – с серьезным видом заявил он. – И несете такой милый вздор!
– Нет, не вздор! – возмущенно воскликнула она. – Я свое дело знаю!
Экономист рассмеялся и положил ладонь на ее руку.
– Не надо о делах. Расскажите мне о себе. Сидевший на противоположном конце стола Стефан подмигнул Хлое.
Когда графин с наливкой совершил свой последний круг по столу, а стилтонский сыр и засахаренные фрукты были съедены все до крошки, Паффет встал. Его лицо было багровым и, произнося благословение на латинском языке которым всегда официально заканчивался каждый подобный вечер, он слегка пошатывался.