– Хороший был день?
Пэнси присела на краешек ванны.
– Чудесный! Это было потрясающе! Мы проскакали галопом по пятнадцати полям. Там такие высокие изгороди, но Мадам Баттерфляй через них перепрыгивала…
– Пэнси! Это мне напоминает вчерашние разговоры за обедом.
– Но я теперь понимаю, почему они так обожают это занятие… А Оливер… он был такой отважный! Он перемахивал через любые препятствия, словно бросал всем нам вызов, предлагая последовать за ним. Но никто не посмел, – в голосе Пэнси звучало скорее насмешливое удивление, нежели нежность. – О, боже! По-твоему, я становлюсь занудой, помешанной на охоте?.. Ладно, я лучше пойду и нацеплю что-нибудь в стиле Ким, все в кружевах и оборках. Это меня немножко охладит. А ты что собираешься надеть?
Элен приуныла. У нее было только одно длинное платье. Она купила его год назад, чтобы пойти на танцы со своим первым любовником, и в то время была им совершенно довольна. Но сегодня вечером, расправив мягкие складки голубого крепа, Элен сразу же поняла, что платье совсем не годится. Ткань некрасиво провисала, непривлекательно блестела, а на лифе Элен заметила вытянутую нитку. Однако она понимала, что больше ей надеть нечего, и это безумно угнетало ее.
Пэнси поглядела на нее и, взяв губку Элен, рассеянно выжала ее.
– Элен, если ты откажешься, я скажу, что ты зануда… Понимаешь, я привезла с собой целых два платья, и теперь мне совершенно ясно, что я сделала это, подсознательно представляя тебя в нем, мне всегда казалось, что тебе оно пойдет больше. – Пэнси бросила губку обратно в ванну. – Послушай! Я сейчас за ним сбегаю.
Вернувшись, Пэнси принесла пышное шифоновое платье, купленное у Сандры Родс. Желто-лимонное, словно детская коробка для красок, оно было все в складочках, рюшах и оборках. Элен сразу поняла, что она не в силах отказаться.
– Да? – спросила Пэнси.
– Да.
– Хорошая девочка. Я попозже вернусь, посмотрю, как у тебя дела. Ты без меня не спускайся!
Пэнси дошла до дверей, но вдруг остановилась и, не оборачиваясь, задала еще один вопрос. Ее голос звучал так тихо, что Элен с трудом расслышала:
– Ты очень на меня сердишься из-за Оливера?
В наступившей тишине было слышно, как из крана методично капает вода.
– Нет, – сказала Элен. – Я злюсь на себя за то, что ревную. И за то, что мне его так не хватает. Я предаюсь бессмысленным мечтам: мне хочется, чтобы он был моим. Но я понимаю, что если это и возможно, то лишь на чуть-чуть. А раз так, то какой мне смысл злиться на тебя из-за Оливера? Я стараюсь этого не делать, я злилась на вас только в самом начале.
Пэнси все еще смотрела в сторону.
– Ты знаешь, для меня наши с ним отношения не так уж и важны… Нет, конечно, все очень мило, и он мне нравится, но мне все это не так уж и важно. А вот подруг, знакомых, вроде тебя и Хлои, у меня никогда раньше не было. Чтобы это были личности, а не просто приложение к мужчинам. Понимаешь? Я вами обеими восхищаюсь… особенно тобой, и мне не хотелось бы, чтобы из-за Оливера между нами пробежала черная кошка.
Элен впервые слышала, чтобы Пэнси говорила так серьезно.
– Ты восхищаешься мной? – в замешательстве переспросила она.
– Да. Ты помнишь, как ты тогда попрощалась со мной и Оливером возле Фоллиз-Хауса? Ты была тогда такой решительной, говорила так четко и ясно… Я подумала, что ты еще и мужественная девушка.
Элен еле заметно улыбнулась.
– Мной тогда владели совсем иные чувства.
– Но выглядело это именно так, а это самое главное. Элен, мне хотелось бы, чтобы мы были друзьями. Эта история с Оливером нам не помеха, правда?
Элен плохо понимала, что происходит. Оливер значил для нее так много, а Пэнси взяла и отбила его. А теперь она отмахивается от него с таким небрежным видом, словно он для нее – временный эпизод, что-то уже приевшееся и неинтересное. Она готова от него отказаться ради Элен… Элен подумала, что в этом есть доля иронии, однако не могла избавиться от какого-то смутного, но очень неприятного предчувствия.
Она была уверена, что Оливер относится к Пэнси гораздо серьезней.
Вместе с предчувствием пришло и ощущение собственной вины. Элен испытывала симпатию к Пэнси, но никогда не думала о ней как о подруге. Она посмотрела на очаровательное личико, на котором была написана столь нехарактерная для Пэнси тревога, и постаралась улыбнуться как можно искренней.
– Нет. Он нам не помеха, – сказала Элен. Она, конечно, никогда раньше не думала о Пэнси как о своей подруге, но может быть, стоит попытаться… хотя судьба и свела их таким странным образом.
Элен облачилась в платье от Сандры Родс. Шифон эротично соскользнул по ее голому телу. Когда Элен повернулась к Пэнси, оборки заколыхались.
Пэнси присвистнула.
– Tu es ravissante![5]
С позволения Элен Пэнси причесала и накрасила се. Она зачесала ей волосы набок, так что темные блестящие кудри ниспадали на одно плечо. Потом наложила на веки тени, отчего и без того огромные серые глаза Элен стали казаться еще больше. Ну и, наконец, слегка нарумянила ей щеки и подкрасила губы.
Перемена оказалась разительной.
Элен стала блестящей красавицей, в ней появилось что-то цыганское, а грусть, так долго бывшая ее неотъемлемым спутником, исчезла без следа.
– Как ты себя чувствуешь?
Элен покружилась, чтобы еще раз полюбоваться на пышную шифоновую юбку.
– Мне хочется общаться с целым светом.
– Быстренько спускаемся вниз, – Пэнси разгладила голубые муаровые оборки на своем платье и оправила взметнувшуюся юбку, – пока твое настроение не изменилось.
Перед балом лорд и леди Монткалм давали большой обед. Большая часть гостей собралась у камина в гостиной леди Монткалм. Зайдя туда вместе с Пэнси, Элен затрепетала. Там было слишком много незнакомых лиц: мужчин в белых галстуках и черных фраках, женщин с густо напудренными лицами и массой старинных украшений.
Но когда Пэнси потащила ее вперед, Элен почувствовала, что далеко не все взгляды устремлены на ее спутницу. Кое-кто смотрела и на Элен, и в этих взглядах тоже сквозило восхищение. Элен вздернула подбородок и решительно двинулась вперед. Первым с ней поздоровался Оливер. Склонившись к Элен, он прошептал:
– Какая ты удивительная девушка!
В его глазах был неестественный блеск, который она видела и раньше, да и улыбался он чересчур лучезарно. Элен поняла, что он, так сказать, «подзаправился» перед предстоящим вечером.
Элен инстинктивно посмотрела на Тома, он предупреждающе нахмурился прежде, чем ее поцеловать.
– Вы прекрасны, – сказал он, дотрагиваясь губами до ее волос.
– Он нормально себя чувствует? – тихонько спросила Элен.
Том небрежно махнул рукой.
– Пока да. Бог с ним, пусть сам за собой сегодня последит. Я устал служить буфером между Оливером и жизнью. Я это делал целую неделю. Сегодня я желаю веселиться. Вам тоже не помешало бы выбросить из головы все свои мысли и последовать моему примеру.
Мгновение его темные глаза смотрела на нее, не отрываясь. В них читался вопрос, но Элен понятия не имела, какого ответа ожидал Том.
Она улыбнулась ему.
– Хорошо. Вот увидите!
Элен вдруг почувствовала приступ безудержного веселья, темное облако грусти, окутывавшее ее много месяцев подряд, вмиг улетучилось. Сегодня канун Нового года. Мрачный, зловещий год кончается, и приходит надежда, что новый будет лучше.
Парадная гостиная Монткалмов ослепительно сияла – столько там было свечей. Бриллианты леди Монткалм искрились. Во главе стола восседал лорд Монткалм, по правую руку от него сидела герцогиня.
Элен посадили между каким-то военным с багровым лицом и молодым человеком с волосами пшеничного цвета и очень большими ушами.
– Чем вы занимаетесь? – спросил он, едва Мейтленд пододвинул их стулья к столу.
– Учусь в Оксфорде.
– О боже! – простонал молодой человек, покраснев до кончиков ушей. – Неужели вы не только прекрасны, но и умны? О чем же мне с вами говорить?
Элен забавлялась от души.
– А о чем бы вы говорили с кем-нибудь другим?
– Ну… я бы спросил: вы были сегодня там? – молодой человек кивнул в сторону окна.