Прозрачная, как стекло, вода текла по гладкой гальке, длинные травинки напоминали волнистые волосы. Том не задержался на берегу, а прямо как был в джинсах и кроссовках, так и плюхнулся в воду, поднимая брызги, которые заискрились и начали переливаться всеми цветами радуги Том нагнулся, умылся и намочил холодной водой волосы, а потом выпрямился, перевел дух и засмеялся.
– Иди сюда! Водичка – просто прелесть!
Более осторожная Элен ступила на плоский камень, лежавший у края ручья. Она стянула с ног черные чулки, и Том покачнулся увидев ее белые, гладкие ноги.
– Нет-нет, не делай этого! – воскликнул он – А то окажется, что я зря принимал холодный душ.
Но Элен все-таки вошла в воду и улыбнулась от удовольствия, почувствовав, как восхитительно холодная вода омывает ее голые ноги. Когда она дошла до середины ручья, вода поднялась до подола ее скромной, благопристойной юбки, и ткань влажно прилипла к телу.
– Если мне придется пересдавать экзамены, то в каком я туда приду виде?!
– Иди сюда, наяда!
Она подошла, и они долго стояли в воде, обнявшись и не отводя глаз от солнечных бликов, плясавших на поверхности ручья. Элен подумала, что все правильно. Она была слепа и глуха ко всему и упорно не желала расставаться с пагубной мыслью о том, что человек должен раз и навсегда выбрать для себя что-то одно. Это заблуждение было не только пагубным, хуже того, оно проистекало от гордыни. Гордость не позволяла Элен сознаться в своей ошибке. Но теперь, наделав кучу ошибок, Элен понимала, что наконец-то поступила правильно. И как только она это поняла, солнце скрылось за длинным облаком, напоминавшим палец. Элен обернулась и посмотрела на холм. Вода вдруг показалась ей ледяной, голые ноги онемели от холода.
– Мне нужно вернуться в Оксфорд, – тихо произнесла она.
Ей стало стыдно. Это несправедливо, что она блаженствует тут на лоне природы, а Дарси ждет ее понапрасну.
Том, не говоря ни слова, помог ей выбраться по гладким камешкам на берег. Они медленно взобрались на холм, обнимая друг друга за талию.
Довезя Элен до Фоллиз-Хауса, Том пододвинулся к ней и поцеловал ее – слегка ткнулся губами в уголок ее рта.
– Не бойся.
Элен спокойно посмотрела на него.
– А я и не боюсь. Мне стыдно и больно от того, что я должна буду причинить ему боль. Но я не трушу.
– Я знаю.
Они снова замолчали, глядя друг другу в лицо, жадно изучая мельчайшие оттенки чувств, отражавшиеся на их лицах.
Элен почувствовала, что ей невыносимо трудно расстаться с Томом даже на несколько часов, и сама была потрясена. Она никогда не испытывала подобных чувств к Дарси. Он спокойно приходил и уходил из ее жизни, словно милая, но бесплотная тень.
Счастлива… Она была сейчас так счастлива!
– Не хочется уходить, – сказала она.
– И мне не хочется, чтобы ты уходила. Но нужно, – Том был необычайно ласков, она его знала совсем другим. Когда-то циничный, равнодушный и искушенный Том смотрел сейчас на нее с гордостью и любовью. – Ты придешь завтра на вечер?
Он имел в виду вечер, который устраивали в колледже Крайст-Черч. Последнее развлечение в этом учебном году… Дарси купил пригласительный билет на два лица у Оливера. Тот отпустил какую-то шуточку насчет неожиданной общительности Дарси, и Дарси ответил:
– Теперь, когда у меня есть Элен, мне море по колено.
– Да, – болезненно поморщилась Элен. – Я пойду… я собиралась пойти туда с Дарси.
– Я тоже там буду, – Том завел мотор. Он уже тронулся с места, и она с трудом расслышала его слова. Том сказал: – Я люблю тебя.
Элен спустилась по замшелым ступенькам. Она все еще была босиком, мокрая юбка прилипала к ногам. Дарси говорил ей когда-то те же самые слова, почти на том же самом месте… Она пыталась тогда убежать, но ей не удалось убежать слишком далеко. В душе Элен снова разгоралась битва между любовью и жалостью. Она вошла в холл в тот самый момент, когда зазвонил телефон. Слегка раздосадованная, Элен сняла трубку. Наверняка звонят Пэнси – так было всегда – а она с Пэнси уже бог знает сколько не виделась и не думала о ней.
– Элен? Слава богу! Ты очень сердишься? Это был Дарси.
– Что-что?
– Ну, за то, что я не пришел. Понимаешь, это было действительно серьезно, а то иначе я бы обязательно приехал. Мне пришлось вызвать сюда Тима Окшотта, чтобы он посмотрел заболевшую овцу. Оказалось, что у нее совсем другое, не то, чего мы опасались, но я не мог уехать, пока все не выяснилось. А ты где пропадала? Я телефон оборвал. Даже начал уже беспокоиться…
– О, я… я… ходила погулять.
– Как у тебя прошло?
– Ты о чем?
– Как о чем? Об экзаменах! Я же из-за них тебя не видел целую неделю.
Практичный, прозаичный Дарси разговаривал с ней, как обычно. Голос его звучал чуть встревоженно – он беспокоился за овцу – но в общем-то как и прежде. Элен посмотрела на серую будку телефона-автомата, на пыльный пол и на лучи тусклого света, просачивавшегося вниз с галереи. Значит, он не ждал ее после экзаменов. И ни о чем еще не догадывался. Как же она может его сейчас холодно отвергнуть по телефону?..
– Элен, ты меня слушаешь?
– Да. Экзамены прошли хорошо.
Неужели он ни о чем не догадался по ее голосу?
– Ты не очень сердишься на меня за то, что я сегодня не пришел? – Дарси был поглощен своими собственными заботами.
Элен представляла, как он сидит в своей конторе в Мере и, нахмурившись, глядит на серые отары овец, бредущие по холму в долину.
– Нет, не сержусь.
– Тогда до завтра. Значит, в восемь? Перед вечером мы с тобой поедем пообедать. У меня есть для тебя сюрприз.
И Дарси, засмеявшись, повесил трубку.
– Овца-то поправится? – запоздало поинтересовалась Элен, но в трубке уже раздавались короткие гудки.
«За обедом… – решила Элен. – Я поговорю с ним за обедом. Мы тогда останемся вдвоем. И не нужно будет притворяться: идти с ним на вечер, сгибаясь под тяжестью его руки…»
Элен поднялась по лестнице в свою комнату, размышляя о том, как прошел этот последний год, обо всех переменах и о своих ошибках.
«Фоллиз-Хаус», – произнесла она вслух и задумчиво улыбнулась.
Но все-таки она в конце концов пришла к Тому, и больше ей ничего не нужно!
В комнате Элен было пыльно; казалось, тут никто не живет. Она прищурилась, глядя на кипы книг и конспектов, лежавшие на письменном столе. Напряженность, в которой она пребывала всю последнюю неделю, спала благодаря тому, что Элен смогла так блаженно расслабиться сегодня днем. Руки Тома, сжимавшие ее в объятиях, его лицо были реальней, чем три года, оставшиеся позади. Она вспоминала их сейчас смутно, как что-то несущественное. Книги, на которых лежала сейчас ее рука, казались ей написанными на каком-то чужом языке.
Элен подошла к окну и прислонилась головой к стеклу. Открывшийся из окна вид, как всегда, заворожил ее. Колокольни Магдалины, Всех Святых, Святой Марии, Башня Тома… Элен перечисляла их, переводя взгляд с одной на другую. Завтра последний день в этом триместре. Послезавтра она уже не будет студенткой Оксфорда.
А кем она будет?
Внезапно загрустив, Элен поняла, что не знает, кем она будет. В последние недели она, терзаясь сомнениями, представляла себе жизнь в Мере, представляла, как она будет смотреть на поля, как медленно будут сменять друг друга времена года… Теперь этого уже не будет. Словно резкий ветер, пропитанный морской солью, вдруг развеял спертый воздух в ее комнате. Она почувствовала себя свободной, и это ощущение ее опьяняло. Том ничего от нее не требовал и ничего ей не обещал. Она могла делать что угодно, но понимала, что предпочла бы связать с ним свою жизнь.
Элен внезапно вспомнила о чем-то и подошла к шкафу. В глубине, спрятанный за коробками и чемоданами, лежал квадратный пакет. Элен нетерпеливо развернула обертку и посмотрела на картину, подаренную Томом. Гвоздик, который Том вбил для этой картины, все еще был на месте. Элен снова повесила ее на стену и, отойдя назад, посмотрела на нее, чувствуя запах цветов и резкого, дразнящего морского воздуха.