Лазарь согласился с Кумировым, хотя про себя, наверное, проиграл не один вариант расправы и с Сашкой, и с Игорем, и со всем белым светом.
Глава 28
Олег Ревень о своей доле
— Здорово, Хрусталь! — Махлаткин звонко хлопнул Олега по спине. Ревень получил свою кличку за избранный им бизнес — сбор пустых бутылок и сдачу их в приёмные пункты.
— Привет, Лохматка! — отозвался Олег и мягко прикоснулся к растопыренным пальцам Махлаткина. — Дай закурить!
— Ну ты халява, в натуре! Работать не хочет, а закурить ему дай! Чего вчера старухе в харю не въехал? — Колька деланно возмутился и выгреб из кармана несколько недокуренных сигарет. — Выбирай!
— А чего только хабарики? У тебя целых нет? — Ревень покраснел и со смущением всё же стал машинально перебирать окурки, словно проверяя их на крепость.
— Что ты чинарики, как свой болт, щупаешь? — Махлаткин рассмеялся и бросил окурки на землю. — Да на! Не жадный!
Колька сунул Олегу пачку «Кэмела». Ревень достал сигарету. Махлаткин вытащил пистолет-зажигалку и дал приятелю прикурить.
— Ты, Ревун, ленивый, работать не хочешь. Сколько раз я тебе клёвые темы предлагал. Вчера-то здорово струхнул? — Коля тоже закурил и поманил Олега на задворки Козьего рынка. — Ты вот сниматься не хочешь, а сигареты тебе подавай! Гуляшей и пенсионеров опускать не хочешь, а пиво от меня принимаешь. Будешь пивцо-то, Хрусталь?
— Давай, — Ревень согласно кивнул, послушно следуя за подпрыгивающим на каждом шагу Махлаткиным. — Я теперь, может, и буду стариков грохать. Когда ты ещё пойдёшь?
— Да хоть сейчас! Они вон у Сбербанка целый день тусуются, — Махлаткин с урчанием втянул в себя мокроту и харкнул, словно выбил изо рта пробку. — Там всего-то делов: налететь толпой, с ног сбить да лопатник сдёрнуть. Главное, чтобы на землю завалить — старики тогда ничего сделать не могут. Ну как вчера с этой клячей! Если ты подписываешься, я тебя высвистаю, когда мы соберёмся. Ревун, а ты в последний момент не сдрейфишь?
— Нет, — уверенно сказал Ревень и тоже смачно сплюнул. — Я не могу больше голодать, да и отца нужно кормить. За меня, Лохматка, не бойся — не подведу!
За время своего бродяжничества Олег уже испробовал самые разные способы заработать и определил то, чего ему всё-таки лучше никогда не делать: клянчить, одалживать и сниматься. Первое означало просить милостыню по вагонам метро или у церкви; второе — просить еду, деньги или вообще что-либо у других пацанов, а тем более у взрослых; третье — отдаваться за харчи или бабки у Московского вокзала, на Плешке у «Гостиного двора» или в любом другом месте, где маньяки выискивают голодных и бездомных малолеток.
Так вот, эти занятия, которые Олег сам себе запретил, на его глазах привели к беде уже не одного парнишку, а главное, тех, кто сломался и сдался, никогда уже не станут уважать настоящие люди и ни за какие ковриги не допустят в свою красивую и роскошную жизнь, о которой мечтал Ревень.
«Всё равно, как я разбогатею, — рассуждал мальчик. — Но только своими руками, пусть даже грабежом — что тоже работа. А что, барыги, которые за рубль покупают, а за два продают, — они лучше или честнее? Да они также грабят всех подряд, только люди им не могут ничего предъявить. А я должен голодать, могу даже подохнуть, и буду бояться кого-то грабануть?! Да я такого найду „насоса“, которому деньги уже давно некуда девать, и попрошу его со мной просто поделиться. Много-то мне и не надо — что-то пожрать да где-то поспать. И чтобы отца в больницу устроить. Вот это — обязательно. Я бате даже свою кровь отдам, ну и чего там ещё потребуется. Мне не жалко. Он у меня один теперь и остался. Правда, он да маманя вспоминали, будто брат мой где-то бродит. Ну так кто ж его знает, кто он таков, может, тоже в подвале прижился? Да хоть бы и так — мне-то что? Вместе всяко легче бы вышло.
Конечно, если бы братан или кто другой мне за просто так, по-честному, помог, я бы этому добряку огромное спасибо сказал, — продолжал Ревень свои мысли, блуждая по Козьему рынку между изящных извне и бронированных внутри торговых ларьков и мечтая о том, до чего здорово было бы стать хотя бы на день хозяином вот такой точки с хлебом, колбасой и пепси-колой, — кормись, пока не лопнешь! Но кто мой братан-то, я не знаю! Мать всё умалчивала, батя до сих пор бурчит: рано, вот подыхать буду — скажу. А что за тайна такая? Они же имеют право знать друг о друге?! Может, Лохматку попросить разведать? Он ведь такой проныра: в жопу без мыла залезет!»