По большому счету, Ремнев не испытывал привязанности к вещам, хотя какие-то из них — например, та же его новая машина или добротные часы — определенно ему нравились, но не заставляли сходить с ума, как случалось с его многими непосредственными знакомыми. Да, именно знакомыми, потому что друзей, в их высшем смысле, он, кажется, не имел вовсе. Почему кажется, потому что иногда он все же задумывался над тем, не может ли он кого-то всерьез назвать другом, и понимал, что пока нет. Когда-то в молодости ему, пожалуй, казалось, что у него есть друзья, но со временем Корней понял, что все это было наивными заблуждениями или печальной ошибкой.
Особая ясность в вопросах человеческих отношений наступила для Ремнева во время его криминальной эпопеи. Первые испытания начались вскоре после ареста в камере предварительного заключения. Говоря откровенно, он прошел все! Вернее, с ним сделали все, что возможно сделать с человеком, которого решили унизить, изнасиловать, уничтожить…
Корней никогда не простит человечеству пережитых им мучений! Он будет мстить людям до самой своей смерти и даже после нее! Он прекрасно понимает, что ему необходимо было пройти то, что судьба заставила его пройти. Без этих испытаний он бы никогда не стал таким, каков есть сейчас, не стал бы готовым для своего предназначения!
Ремнев прошел от больницы два квартала проходными дворами, постоянно, как бы ненароком, оглядываясь, чтобы лишний раз удостовериться в том, что за ним действительно не следят его завистливые сослуживцы, свернул в подворотню и здесь, на небольшой стоянке, оседлал своего вороного красавца. Он поехал в сторону Смоленского кладбища, где решил заправиться и уже потом отправиться домой.
Проезжая мимо кладбища, Корней коротко взглянул в сторону мелькавших за окнами машины крестов и надгробий и вспомнил тот переполох, который вызвали вчера в больнице чьи-то рассказы о том, что на кладбище нашли расчлененный труп или даже трупы, а может быть, останки целого школьного класса?
Подъезжая к АЗС, Ремнев заметил двух мальчишек, готовящихся перебегать улицу. И хорошо, что заметил, потому что один из них рванул вдруг прямо наперерез его машине, шедшей со скоростью километров восемьдесят в час. Ремнев резко бросил ногу на тормоз. Автомобиль тряхнуло, но он тут же затормозил.
— Куда ты летишь, изжога? — закричал санитар и погрозил бежавшему к противоположному тротуару мальчишке. — Сказать бы твоему отцу, чтобы он тебя по первое число выдрал! Да и отца-то у тебя наверняка никакого нет! Вот и болтаешься так, пока тебя КамАЗом по асфальту не раскатает!
Второй мальчик, ниже ростом и по виду более плотный, испуганно поглядывал на свирепого водителя с тротуара, по инерции улыбался и, видимо, не совсем понимал, что его ждет, когда на окне «сааба» опустится зеркальное тонированное стекло, и что ему сейчас, на всякий случай, лучше предпринять: идти к другу или убежать на кладбище?
— Ну что вы тут, спрашивается, такие перегонки устроили? Машину не видите, слепые? — все еще сурово обратился владелец шикарной иномарки к обомлевшему мальчишке, повернув к нему бледное, довольно страшное лицо с постоянно прыгающими зрачками. — Твой-то корешок глухой или слабомыслящий? Тебя как звать-то, не забыл?
— Я? Это… Ну, меня — Толиком. Да он это, ну, мы туда хотели перейти, на тую сторону, чтобы, значит, на заправке поработать, — дрожащим голосом ответил мальчик и виновато потупился, слегка приоткрыв рот. У него были крупные разреженные резцы, отчего он напоминал симпатичного мультяшного грызуна. — Вы это, ну, не сердитесь, ладно? Мы так больше не будем! Ну да, мы же ничего…
— Да конечно ничего, а я разве чего? — улыбнулся мужчина, показав крупные десны и мелкие зубы. — А кореша твоего как звать?
— Этого-то? Да Женькой! — позволил себе ответную улыбку Толя. — Сейчас он, это, подойдет, только машины малёхо пропустит.
— Да я уже только что видел, как он машины пропускает, — уже, кажется, вполне незлобливо насупился водитель. — Так, не ровен час, и на тот свет можно улететь!
— Ага! И я ему всегда о том толкую! А он вот так каждый раз скачет! — поддержал Толя мужчину. — Ну давай подходи, чего забздел? Да он нам ничего плохого не сделает! Он тебе просто хочет лекцию прочесть, чтобы ты так больше не гонялся!
Второй мальчик медленно приблизился к машине, обошел ее и разместился чуть поодаль от своего приятеля. Лицо его щедро перфорировали веснушки, а из-под лыжной шапочки выбился рыжий чуб.
— Ну что, бегунец, ноги-то не отломились? — Корней продолжал держать неопределенную улыбку. — Сам-то ты понимаешь, чем для тебя такая беготня может однажды окончиться?
— Да я, это, как его, думал, что успею, ну и… — запыхался от скорой речи Женька и тоже улыбнулся, омрачив свое детское лицо сгнившими зубами. Он перевел взгляд на Толика и снова быстро заговорил: — Ага, я его спрашиваю: «Бежим?» Он говорит: «Бежим!» А сам остался. А я побежал. Ну вот.
— А что, пацанята, в школу-то сейчас никому не надо, да? — Ремнев прибавил громкость на магнитоле. — Вы откуда такие деловые несетесь?
— Да мы сейчас, это, деда Мирона, то есть прадеда, навещали, вон в той больнице! — Толя указал куда-то рукой. — Матка попросила, мы и сходили.
— А что с прадедом приключилось? — лицо у мужчины стало участливым и, кажется, не таким страшным. — Что-нибудь серьезное или так, стариковское?
— Да чего-то такое с животом, ну это больше мать знает, а мы-то не очень, — скомкал лицо Женя. — Чего-то ему там проткнули, а зачем, ну мы правда не знаем!
— Понятно! А вы чего, решили прадеду на передачку заработать, да? Или себе на игровые автоматы? Играть-то как, любите? Получается у вас? — Корней достал сигареты и протянул ребятам. — Балуетесь?
— Ага, балуемся! Спасибо! — с готовностью взял две сигареты Толя и передал одну брату. — Ну, когда как! У меня лучше игрушки доставать выходит! Я уже две вытащил: собачку и такую, не знаю, ягоду, что ли, но с ногами. А Жека, он играет лучше!
— Хорошо, ребятишки! А у меня вы не хотите подработать? Мне надо машину помыть, гараж в порядок привести, посуду забрать, — перечислил Ремнев. — Вы как берете: в рублях или в баксах?
— Да когда как! — с деланой неохотой признался Женя. — Лучше, конечно, в баксах! Зачем нам эти деревянные?!
— Грамотный ты человек, сразу видно! Хорошо, тогда давайте сделаем так: я сейчас вот на той станции заправлюсь, а вы покудова канайте-ка вон на ту сторону, к тому забору, и там меня ждите, а я к вам подъеду и вас заберу, — предложил мужчина, отмечая указаниями своей небольшой грубой ладони оба маршрута. — Так годится?
— А по сколько вы нам заплатите? — Толя выжидающе уставился в подвижные глаза оказавшегося вдруг таким добрым дяди. — Мы на заправке тоже неплохо имеем!
— Вот это правильная постановка вопроса! — порадовался владелец навороченной тачки, как сразу же догадались мальчишки, за их предприимчивость. — По десять баксов на душу хватит? Плюс посуда! Кстати, у меня какие-то крышечки лежат, да вы про них лучше меня знаете, со всякими отметинами для получения призов: часы, плейеры, еще что-то такое, я про то сейчас уже и не упомню! Тоже ваше! Куда мне это, старику?
— О, это круто! — Женя даже присвистнул, высоко оценив предложение совсем уже не страшного, а больше даже чем-то родного мужчины. — А вы не уедете, правда нас с собой возьмете?
— Зачем же мне вас, мальчики, обманывать? — с некоторой даже растерянностью в голосе произнес Ремнев. — Вы же ко мне работать едете, правда, а не балду варить?
— Ну да, правильно, — согласился с неоспоримостью предъявленных аргументов Толя. — Мы такие пацаны, ответственные! Ты чего, Жека, совсем уже отморозок?
Глава 27
ФОРМУЛЫ ДЕМЕНЦЕВА
Деменцев. С позиции нормального, так называемого, простите, в лучшем смысле этого слова, стадного, или общинного, человека кажется непонятным не только само, казалось бы, бессмысленное и невероятно жестокое нападение маньяков-серийников на других людей, но и сами действия, которые эти маньяки совершают. Например, один маньяк искусно завлекал в свой дом доверчивых девушек, напаивал до бесчувствия, заранее подмешав в спиртное сильнейшие дозы снотворного. Когда его жертвы становились совершенно безвольными и беспомощными, он их душил, а для страховки погружал их с головой в ванну. После убийства маньяк ухаживал за трупами, проявляя изысканные манеры, пока те не начинали подавать признаки разложения: он переодевал их в различные платья, причесывал, делал маникюр, обедал с ними, обсуждал кулинарные рецепты и моды, укладывал с собою в постель, обсуждал полюбившиеся ему телешоу, а также, пардон, разным манером сожительствовал. Другой маньяк, известный всему миру наставник молодежи, педагог Грушко, сочинил собственную, весьма оригинальную систему заманивания жертв. Он выбирал проблемных подростков, привлекал их к себе и предлагал пройти испытание на мужество. Если жертва изъявляла свое согласие — а отказов, как позже выяснилось, практически не случалось, — учитель назначал место встречи, расположенное вдали от человеческого жилья. Когда доверчивый мальчуган, а иногда и целая группа подростков оказывались на месте, Грушко предлагал всем сфотографироваться на память, а позже надевал на голову испытуемых противогаз с эфиром, полиэтиленовый мешок или просто набрасывал на шею резиновую петлю. Когда школьник терял сознание, учитель его связывал, а дальше уже творил все, что только ни рождалось в его извращенной фантазии. Все происходящее Грушко фиксировал на фото- и кинопленку. Особое сладострастие у него вызывала смертельная агония беспомощной жертвы. Во время истязаний он расчленял свою жертву, а позже складывал эти части в разных композициях. Некоторые части тела он засаливал. Какие-то фрагменты трупа позже становились его реликвиями, на которые он страстно онанировал.