Эдуард Лухт и Николай Бобров
Год на острове Врангеля
Северная воздушная экспедиция
Вступление
Книжка выходит в дни, когда внимание советской общественности привлечено к далекому острову Врангеля.
Там, в холодных летних ветрах, что больно щиплют пальцы и пронизывают «до мозга костей», уже третий год живет горсточка людей.
Три зимовки провели отважные полярные люди в этой стране морозов и летних туманов — «слизких», липучих, проникающих сквозь одежду.
В невероятных лишениях и героических будничных подвигах прошли бесконечно тянувшиеся три года. Сейчас к далекому острову плывет на ледоколе «Литке» новая смена, а на борту транспорта «Ламут» — мощный самолет — чудо авиационной техники.
Качающиеся в зыби Северо-Полярного моря льдины-небоскребы грозят не пустить ледокол к «заколдованному» острову…
В бухте Лаврентия с борта «Ламута» будет спущен самолет, и полярный летчик Кальвиц[1] воздушным путем полетит на остров Врангеля.
Для чего же живут на острове, плывут и летят туда «неугомонные советские люди»?
На этот вопрос дан исчерпывающий ответ в этой книжке, написанной при довольно оригинальных обстоятельствах, о которых невольно хочется рассказать…
Секретарь «Крыла»? — спросил меня вошедший, отряхивая снег с бушлата и бесцеремонно садясь на стул. — Меня направил к вам товарищ… (он назвал фамилию известного морского летчика, члена литературного кружка «Крыло»).
— Ну и погодка, — продолжал, улыбаясь, мой неожиданный гость, — неполетная… Хотя, однажды, в такой же вечер я летел над Балтикой, спасая самолет от белых…
— Вы, летчик Лухт? Вы летали на остров Врангеля?.. Это о вас писали в итальянских и американских журналах?..
Я разглядываю энергичное, добродушное лицо советского летуна, обветренное, загорелое в морских просторах.
Мы сидели с ним в маленькой московской комнатке, увешанной географическими картами. Лиловая от электрического света впадина окна была залеплена снегом. На улице выл ветер, дребезжали и грохотали трамваи…
Мой собеседник смотрел предложенный мною авиоальбом и попутно рассказывал о цели своего прихода.
Узнав о существовании нашего литературного кружка, он решил предложить свою рукопись, в которой описывал свой полет на остров Врангеля, через посредство кружка, — на издание.
К этому времени почти все члены «Крыла» уже успели напечататься и даже выпустили наш первый сборник «Крылья советов». Летчики Мельников, Кожевников, морлет Ханов, воздухоплаватель Шпанов и другие уже имели свои книги, а некоторые уже печатались в так называемых «толстых журналах». Целью кружка являлась и помощь пишущим летчикам при издании их рукописей.
Тетрадь, лежавшая передо мной, представляла краткий дневник полетов Лухта и Кошелева над льдами пролива Лонга и тайгой Сибири. В нем точно были отмечены часы прилетов и отлетов в отдельные пункты… Все это путешествие, в изложении автора, было буднично и просто…
А сам автор продолжал рассматривать фотографии летающих людей и, узнавая многочисленных друзей, обменивался со мной отрывочными замечаниями:
— …Сгорел под Казанью… Погиб в плену у белых… Разбился при посадке… Умер от сыпного тифа…
И, переходя к «счастливцам», избежавшим смерти на «гробах» — самолетах во время гражданской войны, продолжал:
— …Летает из Москвы в Берлин… Совершил перелет в Пекин… Спас норвежских моряков в Белом море…
И, очевидно, увлеченный минувшей героической эпохой воздушного флота и новыми мирными достижениями его, мой гость рассказал мне более подробно о своем перелете на остров Врангеля…
Через несколько минут, по прочтении дневника, мы пили чай, курили, и Эдуард Мартынович, следя по карте, рассказывал мне о деталях его исключительного путешествия, а я стенографически записывал наиболее интересные места.
Дойдя до посадки самолетов в Иркутске, он неожиданно посмотрел на свой хронометр и встал…
— Куда же вы?..
— На поезд — одиннадцать сорок…
Летчики умеют поражать неожиданностью! Оказалось, что т. Лухт был в Москве проездом из Севастополя и сейчас ехал в пункт, отделенный от Москвы десятитысячекилометровым расстоянием…
Со времени его первого посещения прошло полтора года. Книга была уже почти готова, но Лухта не было.
Уже снова заговорили об острове Врангеля. Снова стали писать о нем газеты и журналы. И неожиданно… появился Лухт.
Он был вызван в Москву для участия в подготовке новой арктической экспедиции. И книга — эта неожиданно законченная книга — напечатана, а Лухт снова умчался к далеким берегам Тихого Океана, где реют советские самолеты, охраняя мирный труд великой страны.
Июль, 1929 г. Ник. Б.
Маршрут Великого Северного пути парохода «Колыма» из Тихого океана (Владивосток) до устья реки Лены и обратно и воздушной полярной экспедиции от Мыса Северного на остров Врангеля и вниз по реке Лене до города Иркутска.
Воздушная часть этой исключительной экспедиции была совершена на обычном пассажирском самолете «Ю.13» (летчик Кошелев) и деревянной (фанерной) летающей лодке «Савойя» (летчик Лухт). Всего над льдами Северно-Полярного моря, тундрой пустынных прибрежий Арктики и дикой тайгой Сибири оба летчика прошли… 7.500 км воздухом.
Северная воздушная экспедиция
Есть остров Врангеля!
В то утро — свежее и бодрое, как и морской ветер, который только что швырял и бросал высоко над морем мою славную птицу — «Савойю», — я был так же свеж и бодр, как и окружавшая меня природа.
В это раннее утро, когда почти все обитатели Севастополя, кроме неугомонных «летающих людей», еще спят, после полетов, я долго смотрел на встающее солнце и невольно… мечтал.
Да, мечтал!..
Далекий горизонт, морские дали, вершины гор, похожие на облака, — все это звало к себе, все это ликовало в утренней майской прохладе.
Эта огромная панорама словно обещала раскрыться навстречу летящему самолету, показать далекие, неведомые края, и невольно я думал о путешествии.
Мне представлялся дальний полет, мною вполне реально переживался этот воображаемый путь, который уже был мне предназначен…
После недолгого послеполетного отдыха я сидел на веранде летного общежития и со скукой рассматривал городскую толпу. Была отчаянная жара, изрядно дававшая о себе знать, несмотря на расстегнутый китель.
Внизу, на улицах города, чувствовался «сезон». Тысячи северян стекались в Севастополь, чтобы отсюда разъехаться и в Ялту, и в Мисхор, и в Судак, и в другие пункты южного побережья Крыма.
Я думал о великом стремлении человечества к переселениям, о современных средствах передвижения, дающих каждому возможность осуществить это стремление, вызванное теми или другими причинами… и снова перенесся к мысли о путешествии.
— Несомненно, — думал я, — что будущее принадлежит воздушным способам передвижения — самым скорым и безопасным. Земная скорость уже сейчас дошла до предела и ее дальнейшее увеличение, при современном состоянии техники, — невозможно.
Древняя, как мир, телега превратилась на наших глазах в могучий паровоз, автомобиль, трамвай.
К автомобилю приставили крылья — получился самолет, и скорость нового средства передвижения — по воздуху — сразу же превзошла скорости земные.
Автомобилю для достижения рекордных скоростей нужна специальная дорога — трэк, паровозу — дорого стоящее специальное железнодорожное полотно. В самых лучших, идеальных условиях скорость первого равна 180–200 км/час и второго 100–150 км/час. И это скорости не жизненные, а рекордные!
Ни автомобиль, ни паровоз, ни пароход не могут проделать тот путь, который с обычной скоростью 180–200 км в час легко совершает по естественной дороге — воздушному океану — любой коммерческий самолет. А рекордная скорость самолета уже сегодня превышает 500 км в час.
1
Летчик Кальвиц — участник полярных полетов Чухновского в районе Новой Земли в 1925 году.