Крепость эта имеет свою историю. Вот что рассказывает об этом новгородский (первый) летописец под 1342 годом:
«Того же лета Лука Варфломеев (сын новгородского посадника), не послушав Новагорода и митрополича благословения и владычня скопив с собою холопов сбоев (удальцов бездомовных, большею частию боярских слуг) и пойде за Волок на Двину, и постави городок Орлец и скопив емчан (прибрежных жителей реки Емцы — притока Двины), и всю землю Заволотскую по Двине вси погости на щит. В то же время сын его Онцифор отходил на Вагу (дальний приток Северной Двины); Лука же дву сту (с лишком с 200 удальцов) выеха воевать, и убиша его заволочане и прииде весть в Новгород: Лука убиен бысть. И возсташа черныи люди на Ондрюшка, на Федора, на посадника на Данилова, и тако ркуши: яко те заслаша на Луку убити — и пограбиша их домы и села, а Федор и Ондрюшка побегоша к Копорью городок, и тамо сидеша зиму всю и до великаго говения, и в то время прииде Онцифор и би челом Новугороду на Федора и на Ондрюшка: те заслаша моего отца убити. И владыка и Новогород послаша архимандрита Есипа, с бояры, в Копорью, по Федора и по Ондрюшка. И они приехаша и ркоша: не думали есмы на брата своего на Луку, что его убити, не засылали на него - и Онцифор с Матфеем взвони вече у святей Софии, а Федор и Ондрюшко другое съзвониша вече на Ярославле дворе. И послаша Онцифор с Матфеем владыку на вече, и не дождавши владыки с того веча и удариша на Ярославль двор. И яша ту Матфеа Коску и сына его Игната всадиша в церковь, и Онцифор убеже с своими пособницы; то же бысть в утре а по обеде доспеша весь град, ся сторона себе, и она себе. И владыка Василий с наместником Борисом докончаша мир межи ими, И возвеличен бысть крест, а дьявол посрамлен бысть».
Во второй и последний раз мелькает в истории имя крепости Орлеца в 1398 году, когда двинская земля покорилась царю московскому Василию III Дмитриевичу. Такими подробностями обставляет это событие новгородский летописец:
После Пасхи на весне новгородцы говорили своему владыке Иоанну:
— Не можем, господине отче, сего насилия терпети от своего князя великаго Василия Дмитриевича, что у нас отнял у святей Софии и у великаго Новагорода пригороды и волости, нашу отчину и дедину; но хотим поискати святей Софии пригородов и волостей своей отчины и дедины.
И целовали на том крест святой действовать заедино, как братья.
Били челом владыке о том же посадники: Тимофей Юрьевич, Юрий Дмитриевич и Василий Борисович с боярами, детьми боярскими, жилыми людьми, детьми
купеческими и со всем войском:
— Благослови, господине отче, владыко! Или паки изнайдем свою отчину, паки ли свои головы положим за святую Софию и за своего господина за великий Новгород.
Владыка благословил воевод и войско; новгородцы простились с ними. На пути их за Волок на Двину к крепости Орлецу встретили их недобрые вести, принесенные правителем архиерейских волостей Исаиею, который говорил, что московский боярин Андрей с Иваном Никитиным и двинянами покорили Вель на самую Пасху и взяли с каждого человека окуп; что на Двину приехал уже от великого князя в засаду князь Федор Ростовский; что велено ему городок блюсти, судить и брать пошлину со всех волостей новгородских, и что двинские воеводы Иван и Конон, с друзьями своими, разделили уже новгородские волости и имения бояр на части.
— Братие! — говорили воеводы: аще тако сдумал господин наш князь великий с крестопреступники с двинскиин воеводами, лучше есть нам умрети за святую Софию, нежели в обиде быть от великаго князя.
Затем отправили отряды на Белоозеро и покорили все белозерские волости и пожгли их. Сожгли старый городок белозерский и не сожгли всего затем только, что взяли «60 рублев окупа, много полона и животов». Потом покорили волости кубенские, город Вологду, сожгли город Устюг и только одни сутки не дошли до костромского Галича. Добычи много взяли с собою, много побросали на месте, затем, что множества ее не могли поместить на судах.
Из-под Устюга (через 4 недели) шли они по Двине к городку Орлецу, где на то время заперся со своим войском наместник московский, князь Ростовский. Четыре недели стояли новгородцы (в числе трех тысяч) под этим городком, сделали засады, стреляли из них и, наконец, заставили осажденных выйти из городка и с плачем бить челом о помилованни. «И воеводы новгородские и все вои, по словам летописца, по своего господина по новгородскому слову челобитье прияша двинян, а нелюбья им отдаша». Воевод Ивана и Конона с друзьями их взяли в плен; одних казнили, а главных виновников (4 человека) заковали в цепи. С князя Федора Ростовского взяли присуд и пошлины, которые успел он собрать, но самого простили. С московских купцов взяли 300 рублей; 2000 рублей и 3000 лошадей с самих двинян «за их преступление и за их вину».
«Сице бысть Божие милосердие — заканчивает своё сказание летописец — столько прошед русской земли у столь твердаго городка не бысть пакости в людях, токмо у городка единаго человека убиша детьскаго Левушку Федорова посадника, а город разгребоша».
В том же уезде, близ Шарапова и села Емецкого, между озерами Задворским и Яфанским, возвышается естественная плоская возвышенность, в которой насчитывают с версту длины, сажен 50 ширины и 5 в вышину. Ее называет народ «Городком» хотя, по всему вероятию, здесь не было никакого жилого сооружения, а возвышенностью этой пользовались в переважные времена Новгородчины, устраивая здесь засеки, как в месте, для этой военной цели очень удобном. Для этого целиком рубили деревья и заваливали ими либо место перед крепостью, либо дорогу. Вершины и сучья обращали наружу, с целью затруднить неприятельские приступы. Тою же древностию преданий встречает и село Емецкое, богатое и в настоящее время, и имевшее некогда большое историческое значение, владевшее некогда двумя монастырями: Ивановским (женским) и Покровским (мужским).
В 1603 году, во время набегов на двинские страны литовских людей, холмогорские воеводы разломали церкви и кельи женского Ивановского монастыря (стариц перевели в мужской Покровский, оттуда, в свою очередь, вывезли старцев в монастырь Спасский). Вместо монастыря выстроен был острог, выкопан ров, поставлен частокол (в 1760 году, когда выгорело все село Емедкое, сгорел и острог, так что теперь нет и следа его). Вот что повествуется об этом событии в памятнике монастыря Сийского.