Этому уголку предстоит большая будущность. Во время моей работы по должности генерал-губернатора мне не раз приходилось держать в руках план разбивки Мурманска, составленный еще во время проектирования постройки железной дороги, соединяющей этот порт с Петроградом. Разбивка города была спроектирована какою-то большою знаменитостью по этой части в Европе, и первые постройки были поставлены в строгом соответствии с этой разбивкой. Вдумываясь в этот план и зная лично местность и природу, я всегда видел перед собою грандиозный порт, обслуживающий всю Россию, и развернувшийся около него на обоих берегах бухты богатый, красивый город, залитый электричеством, изобилующий отелями, дворцами, кишащий сотнями тысяч жителей. Это будет. В торговом отношении Мурманск будет играть гораздо более важную роль, чем Владивосток, еще 50 лет тому назад представлявший собою ничтожную деревню.
Долго не удавалось причалить, но вот, наконец, затрещали сваи и доски пристани, застонала обшивка нашего парохода, и мы у цели.
На берег не пускают. Тут и английский контроль, и собственная портовая полиция, и еще какие-то власти.
С большим трудом мне удалось послать записку Звегинцеву. Николай Иванович сам пришел на пароход, вызволил меня из моего плена и увел к себе в вагон, в котором он жил вместе с капитаном 2-го ранга Веселаго.
Я рад был попасть прежде всего к нему и от него лично узнать всю ту действительность, до которой нельзя было добраться ни в Стокгольме, ни в пути.
История Николая Ивановича Звегинцева глубоко поучительна.
Генерал Звегинцев, прибывший в Мурманск в качестве частного человека, искавшего просто средств к жизни, принял не только деятельное участие во всей эволюции края, но и был вдохновителем и руководителем всей реконструкции власти и призвания союзников.
Организация заговора, поднятие национального чувства в членах совета, наконец, решимость этого совета порвать с Москвою и войти в соглашение с союзной эскадрой на рейде – все это было внушено, разработано и сделано Звегинцевым и капитаном 2-го ранга Веселаго, причем оба они не раз в переговорах с большевиками проходили по касательной – к «стенке».
Переворот совершился. Союзниками был спущен какой-то ничтожный десант, и Совдеп, красный по существу, остался тем же красным Совдепом, но с ориентацией на порицание брестского позора и объявленной верностью союзникам.
Вот почему красные финны, бежавшие из Финляндии при оккупации таковой немцами и финскими егерскими батальонами, сформированными в Германии, нашли себе приют в Мурманском крае и были использованы как активная сила против агрессивных замыслов Финляндии, подпертой немецкими оккупационными войсками.
Генерал Звегинцев, работая все время рука об руку с представителями местной власти, по-прежнему красной, добился возможности мобилизации и русских формирований. Ясно, что эти войсковые части не могли лепиться по образцу старой императорской армии, но ведь надо было делать что-то для организации обороны края. Как Звегинцев, так и Веселаго, все время сдвигая общественное мнение вправо, тем не менее должны были время от времени идти на уступки и компромиссы с левыми.
Я совершенно ясно отдаю себе отчет во всей трудности этих, скажу, подвигов. Нетрудно в революции выжидать и затем садиться на готовое. Куда труднее, опаснее и невыгоднее вот эта подготовительная работа, которая всегда приводит всех ее участников к трагическому концу.
С созданием в Архангельске Северного правительства, власть которого распространялась и на Мурманский край – в этом последнем был произведен фактически второй переворот, так как Совдеп в конце концов был упразднен и власть в крае вручена В.В. Ермолову, который, собственно, и являлся генерал-губернатором.
Ясно, что положение Звегинцева и Веселаго, бывших все время в рабочей связи с прежним Совдепом, стало очень трудным.
Вот именно этого-то и не могут понять многие представители реакционных течений. И Звегинцев, и Веселаго, я считаю, сделали в крае больше, чем все те, которые работали после и не удержали края в руках. А между тем от несправедливых нападок справа не мог спасти их ни я, ни покушения левых, в одном из которых Веселаго получил, кажется, 16 ран. Местная следственная комиссия, между прочим, утверждала, что это покушение было подстроено самим же Веселаго, для самореабилитации. Достаточно сказать, что взрывом бомбы был разнесен целый угол домика, в котором жил Веселаго.