Дон Текило посчитал за лучшее вмешаться. Пригласил служителя Ордена Ивовой Ветви, скромного ивобоязненного брата Прю, за свой стол, подмигнул хозяину, перетащил из темного угла пьянчужку-ткача – тот с вечера залил глаза, жалуясь событыльникам и постояльцам гостиницы, что, дескать, жена его бьет. Пьянчужка с трудом приоткрыл глаза, дон Текило, пользуясь случаем, шепнул монаху, что господин матерчатых дел мастер активно сочувствует откровениям Ордена Ивовой Ветви, но супруга всячески противится просветлению мужа. Слово за слово, кувшин за кувшином, брат Прю с помощью дона Текило потащил ткача домой, чтобы объяснить женщине, насколько она не права.
Супруга ткача разъяренной тучей встретила их на пороге. Монах, завидя ее крутые глубообразные очертания, не сбавляя скорости, проворно толкнул женщину своим необъятным пузом, внес пребывающего в далекой стране виноградных грез ткача, бросил его куда-то в угол, и приступил к миссионерской деятельности. Проповедь, как верно предугадал дон Текило, включала активное размахивание пучком ивовых веток.
Визгу было…
На крики выглянула соседка четы ткачей, одарила дона Текило страстным взглядом, от которого взопрела лысинка, и с ленивой томной грацией поинтересовалась, что происходит.
- Безумец из лечебницы сбежал, - добропорядочно объяснил дон Текило, упорно напоминая себе, что на активные матримонии сейчас времени нет. Надо до вечера спланировать ограбление. Вот потом… - Я просто в растерянности, не знаю, что делать…
- Да неужели я не помогу такому славному мужчине найти, чем заняться? – хищно улыбнулась соседка, поправляя ворот платья так, чтобы новому знакомцу стало лучше видно его содержимое.
- А вы поможете?
- О, да!
- Правда?
- Истинная правда!
- Понимаете, - засмущался дон Текило. Женщина чуть из себя не выпрыгнула, увидев на лице иберрца застенчивый юношеский румянец. – Я хотел попросить вас оказать мне очень странную услугу…
- Все, что угодно!
- Тогда – не могли бы вы поговорить с безумцем минут десять? Не бойтесь, он спокойный… А я пока быстренько сбегаю, главного лекаря нашей лечебницы приведу. А то стража, чего доброго, беднягу изобьет, а он очень мирный, добродушный, поспать любит, никому вреда не причиняет. А он, как женщину увидит, сразу успокаивается, иньстинькт у него такой– ничего, что я по-своему, по-научному?
Договорившись с дамочкой, дон Текило забежал на другую сторону одноэтажного жилища ткача, свистнул монаху. Тот, упарившийся гоняться за ткачихой, выглянул в окно, утирая трудовой пот.
- Эй, брат! Как тебя!.. Тпру-тпру!!
- Чего тебе, грешник?
- Там кто-то городскую стражу вызвал! А с ними волшебница пришла! У нее нюртанговые путы, чтоб тебя арестовывать, дамочка, видать, с характером, обещала из тебя омлет сделать, да простят ее боги, и на сале поджарить.
- Омлет? На сале? – облизнулся монах.
- Не отвлекайся, брат! В тебя сейчас полетит десяток заклинаний!
- Что ж делать? Что ж делать? – запаниковал служитель Ордена Ивовой Ветви.
- Спрячься!
Брат Прю заметался, попробовал вылезть на улицу – не получилось поднять на подоконник ногу; сделал попытку залезть под кровать – увы, не поместился, к тому же место уже было занято женой ткача. Женщина подумала о монахе очень плохо и завизжала на пол-квартала.
Дон Текило выскочил к соседке:
- Сударыня! Готовы ль вы прийти на помощь невинной жертве?
- Насчет львов не знаю, а остальное я сумею, - ответила дамочка, легкими мазками подкрашивая губы. – Невинных не останется…
Иберрец вернулся к окну и позвал монаха.
- Да куда ж ты, ты в комод даже по частям не поместишься… не лезь на чердак, лестница не выдержит и дом развалится!! Давай сюда рясу… Давай рясу, ложись в кровать, а когда волшебница войдет, хватай ее, будто спросонок обознался и за супругу свою принял…
Монах дрожащими руками стянул с себя грубую холстину, кинул участливому советчику, и, трепеща несвежими подштанниками, толстомясой рыбкой нырнул под лоскутное одеяло.
- Сударыня?
Соседка убрала коробочку помады и зеркальце в сумочку на поясе, подбоченилась, показывая дону Текило свою… своё… свои несомненные достоинства; кабальеро отсалютовал ей сжатым кулаком, желая удачи, и вежливо открыл входную дверь.
Скандал получился на славу. Особенно вдохновляло неспешно удаляющегося от места событий вора то, что кроме двух визгливых женских голосов и сбивчивого тенора обвиняемого в тринадцати дюжинах грехов монаха, в «концерте» участвовал неожиданно громкий бас протрезвевшего ткача…
На доне Текило монашеское одеяние смотрелось немного карикатурно – не хватало объема в талии и пониже, - и вызывало смешки и добродушные улыбки со стороны окружающих. Сам иберрец с удовольствием разглядывал костюмы других приглашенных, мимоходом отмечая размеры и расположение драгоценных украшений.
Посмотреть и в самом деле было на что. Один мужчина нарядился винной бочкой – не придумав ничего лучшего, чем поместить себя в натуральную дубовую бочку. Из прорезей торчали руки и ноги, обтянутые розовым, под цвет молодого вина, трико. Судя по угрюмой физиономии «бочки», костюм был не самым удобным, ни сесть в нем, ни лечь, и танцевать приходилось, придерживая партнершу на расстоянии вытянутых рук…
Другой кавалер нарядился рыцарем. Полный комплект доспехов плюс лошадь. «Бочка» завистливо сопел: соперник догадался заменить натуральную лошадку имитацией – деревянная раскрашенная голова и попона, закрепленная вокруг талии на проволочном каркасе. А вот сам «рыцарь» был не рад – мало того, что стальной доспех лязгал и гремел на каждом шагу, так и фальшивая «лошадь» мешалась под ногами. К тому же звенящий бубенцами шут поднырнул под импровизированную юбку и громогласно, на весь зал, объявил, что у кавалера недокомплект конечностей.
Дамочки стыдливо прикрыли улыбки веерами и зашушукались, совещаясь, стоит ли помогать бедняге…
Еще одна жертва модных тенденций парилась в стоге сена, усеивая пол бальной залы колосками из своего торчащего во все стороны одеяния. Дон Текило подошел поближе, стараясь рассмотреть, какие украшения и ценности могут быть спрятаны под валиками из свернутой элегантными золотистыми снопиками соломы. Испытал жестокое разочарование – обнаружился только серп, правда, бронзовый и, судя по резьбе на ручке, жутко старинный. Авантюрист нервно сглотнул, догадавшись, что вещица заточена до бритвенной остроты, попытался представить, какие обряды и как проводили с помощью этого серпа какие-нибудь древние друиды, и решил не рисковать.
Оставив в покое стожкового гостя, дон Текило обратил свое внимание на некую элегантную даму. Утонченная белокурая красавица, на личике которой застыло восхищение собой и презрение к оставшейся части Вселенной, вряд ли старше двадцати трех- двадцати четырех лет изображала бабочку – тело ее, от шеи до середины бедер опутывала шелкая лента, а за спиной трепетали крылья, сделанные из чего-то очень воздушного и блестящего. У кабальеро перехватило дыхание – весь остальной наряд девицы составляли бриллианты. В ушах – по связке, на груди – булыжники, на поясе – прямо-таки вагонетки сокровищ…
- Кто это? – поинтересовался дон Текило, и получил ответ: баронесса Жужу де Флер, любовница короля Антуана.
Сделав заметку поближе познакомиться с госпожой баронессой, дон Текило отправился дальше, любуясь на гостей. Искренне восхитился молоденькой девчушкой, вряд ли старше шестнадцати лет, наряженной деревцем – родители девушки стояли рядом, маменька – с натуральными крестьянскими вилами, и папенька, весь покрытый реалистичными царапинами и очень сердитый.
Дон Текило посмотрел на огромного детину, наряженного в вывернутую мехом наружу буренавскую шубу – добрый молодец изображал оборотня, и делал это крайне непрофессионально и неубедительно. Рядом стоял натуральный буренавец – сухой, поджарый мужчина, с коротко остриженными черными непокорными волосами и неэлегантной щетиной во все щеки, глядел на потуги молодца рычать басом, и посмеивался, скаля чересчур острые для человека зубы. Дон Текило приметил, что пьет буренавец из золотого кубка – и явно не только потому, что хочет продемонстрировать свое богатство.