И сверху на голову вора упал рыжий кот с порванным в уличных драках ухом.
Наверное, не зря любящая хозяйка заказала его портрет. Художник, помнится, хихикал – впала же блажь в голову богатенькой дамочке, кота своего запечатлеть! А вот, оказывается, какого момента он ждал…
И вовсе даже не плохой кот был. И картина ничего. И рама – тяжелая, дубовая, Альваро сам делал…
-… Я желаю только, чтобы этот человек никогда впредь не показывался в моем доме, - говорила кому-то донна Катарина. Голос спокойный, уверенный.
Чьи-то руки грубо подхватили Леокадия, и он счел за лучшее слегка приоткрыть глаза. Так. Местная стража. Фррь, как любил говаривать дон Текило. Я их сделаю одной левой… А это что за птица? Как этот господин тут оказался?
- Простите, что я без стука. Дверь была открыта, и я позволил себе войти… Позвольте представиться. Судебный пристав Ломас.
Донна Катарина, стоявшая за креслом, в котором сидел Альваро и мужественно терпел манипуляции суетливого лекаря, вежливо-холодно посмотрела на незваного гостя. На редкость богатое на посетителей утро. Хмм… Послушаем, что он нам расскажет.
- Позвольте поинтересоваться, что здесь произошло.
Стражники бордо…бодро отрапортовали: улышали, как женщина зовет на помощь, пришли, позвали лекаря, сейчас уводят в кутузку дебошира…Кто мог подумать, что господин Бауэр вдруг захочет подраться с сыном госпожи Катерины?..
- Он не Бауэр… - прохрипел подросток. – Его зовут сеньор Леокадий…
- Тот самый сеньор Леокадий? - оживился судебный пристав. Нет, мало сказать – «оживился», он взлетел, как только что покушавший вампир! Его радость была противоестественна, как… как минотавр в королевской короне, вскапывающий грядки! – Я о вас наводил справки, любезный, все мечтал познакомиться. Думал, для этого придется совершить вояж в Вертано или Аль-Миридо, а вы здесь… Надо же… Где я мог вас видеть? Что-то так сразу не припомню… Ага! Вам, любезнейший, кто-нибудь уже говорил, что вы очень похожи на барона Бруно де Флера, королевского судью в Брабансе? нет?
Ломас прикрыл ладонью сначала нижнюю, потом верхнюю половину лица Леокадия, сопоставляя облики двух господ.
- Прическа не та, линия подбородка и кончик носа совершенно другие, а лоб и очертания скул так очень даже похожи. Жаль, что нет под рукой хорошего портрета, чтобы сравнить вас и господина судью. Ну да ничего. Еще успеем разобраться. – Повернулся к стражникам, сразу же втянувшим животы и попытавшимся выглядеть солидно и браво. – Отвести в городскую тюрьму, запереть и стеречь как следует, а не вполглаза, как у вас обычно получается. Я займусь им лично. Госпожа Альтиста, - поклонился чиновник. – Я, собственно, к вам. У меня печальное известие – покорнейше прошу простить, что принес его вам.
Проводив взглядом стражу, уволакивающую черного сухого мужчину, вежливо дождавшись ухода лекаря, Ломас достал из сумки свернутый пергамент и запечатанное письмо.
- Насколько мне известно, вы супруга дона Текило Альтиста?
- Да, - тихо ответила донна Катарина. Альваро протянул руку и сжал пальцы матери. – Мы давно расстались и не жили вместе, но…
- Это, собственно, не имеет значения. У меня печальные новости – ваш муж, госпожа Альтиста, был казнен в Брабансе четырнадцатого числа текущего месяца.
- За что? – буркнул Альваро.
- Главным образом, за оскорбление Короны – по обвинению короля Антуана II. Дон Текило пытался присвоить королевский герб. Вы, должно быть, слышали – король Антуан известный… кхм… ревнивец в том, что касается привелегий и оказываемого почтения, - пояснил Ломас. Потом скороговоркой продолжил, - Ну и, конечно, преступления против собственности. Весьма сожалею, сударыня… Но я прибыл по другому поводу. Вот здесь – завещание дона Текило. Я – с разрешения коменданта Жан-Поля Буше, который, собственно, по роду службы обязан контролировать такие вещи, - взял на себя смелость прочитать завещание и могу утверждать, что оно не противоречит духу и руне Закона Кавладора. И Закону Иберры, хотя покорнейше прошу простить меня за самонадеянность. А это – письмо вам. «Донне Катарине Альтиста или дону Альваро Альтиста». Это, как я понимаю, вы, молодой человек. За сим позвольте откланяться и более не злоупотреблять вашим гостеприимством. Кстати, - обернулся господин Ломас с порога, - простите мое любопытство – сударыня, вам известно что-нибудь об интересе дона Текило к землям за Великим Западным Океаном?
- Он считал все попытки пересечь Океан величайшим бредом, - сдержанно, с достоинством прирожденной сеньоры ответила донна Катарина. Ее выразительные глаза просто пожирали оставленное на столе письмо с надписью, сделанной таким знакомым почерком, но она не спешила взять бумагу, чтобы выяснить ее содержание. - Выдумкой для тех, кому нечем заняться по эту сторону суши.
- Ах, вот как… - спохватился Ломас. – Да? Жаль, жаль… Действительно жаль, что не все сделки приносят прибыль. Простите, - извинился чиновник в ответ на недоумевающие взгляды женщины и подростка. – Я о своем, о судебном. Знаете, конечно, мой долг состоял в том, чтобы арестовать вашего супруга, но позвольте засвидетельствовать вам, его семье, мое величайшее почтение к столь неординарной личности. Эх, каков был пройдоха! Жаль, что умер.
Едва за Ломасом захлопнулась дверь, донна Катарина бросилась распечатывать письмо. Альваро, непроизвольно придерживая раненую руку, встал позади и прочитал из-за плеча:
«Мои дорогие Катарина и Альваро! Как, должно быть, вы уже знаете, я умер. Мне очень жаль, что всё сложилось именно так, а не иначе. Я виноват. Простите.
Я помню о вас всегда.
С любовью – дон Текило Альтиста.
P. S. Может быть, еще встретимся?»
Ла-Фризе. Два дня спустя
Дверь скрипнула.
- Пожалуйте, сударыня, - вежливым баском пророкотал стражник. – Сейчас вам фонарь поставлю. Уж не обессудьте, если крысу увидите. Бегают, сволочи… Проходите. Только близко к нему не подступайте, ладно?
- Благодарю вас, любезный.
Стражник, пришаркивая стоптанными сапогами, вышел.
Донна Катарина сделала несколько шагов и остановилась напротив сеньора Леокадия.
Два дня в тюрьме не пошли ему на пользу, а тусклый свет фонаря только усиливал негативные штрихи образа бывшего друга семьи Альтиста. Черные прилизанные волосы превратились в нечто паклеобразное, щеки почернели от щетины, рубашка засалилась, кое-где порвалась, показывая очень бледное жилистое тело.
- Любуетесь, донна? – наконец, не выдержал молчания женщины Леокадий. Пошевелился, пытаясь устроиться удобнее на куче соломы, сложенной у стены – любуйтесь на роскошь гостеприимной городской тюрьмы! Леокадий случайно дернул за железную цепь, которой Ломас – мерзкий предусмотрительный ублюдок! – приказ приковать его за левую руку. Ну, ничего. Стоит Леокадию выйти из этой камеры – ужо Ломас получит свое! Получит, обязательно получит! – Ну и как, таким я нравлюсь вам больше?
- Нет. Напротив, - ответила донна Катарина. Покусала губы, видимо, подбирая слова и, наконец, собравшись с духом, продолжила: - Я пришла сказать, что с Альваро всё в порядке. После того, как вы… - Катарина запнулась. Снова собрала всё свое мужество, непроизвольно скользнула пальцами по бусинам зажатых в ладонях четок и продолжила: - После того, как вы его ранили, случилась небольшая лихорадка, но лекарь сумел с ней справиться. Сегодня Альваро лучше, и я думаю, что через неделю мы можем забыть об этом инциденте.
- Я рад, - коротко ответил Леокадий. Катарина будто ждала – и именно этих слов:
- Вы рады? Вы говорите правду? Вы переживали из-за мальчика?
- Я переживал из-за вас, моя прекрасная донна. Правда, - протянул правую руку Леокадий, и Катарина сделала шаг навстречу. – Смерть мальчишки расстроила бы вас, а я хочу видеть вас счастливой…
- Вот как? Значит, вы не думали всерьез убивать его! О, а я, глупая, так боялась…
- Не бойтесь меня, Катарина! – с ласковой теплой нотой в голосе ответил Леокадий. Присутствие красивой женщины, ее аромат, ее тепло пьянили, как самое лучшее вино: - я готов ради вас на всё! Поймите, на всё! Подумаешь, убийство!