Буше, который с первого шага под своды Серой крепости, сделанного восемь лет назад, позабыл, что такое невинные радости жизни – малина со сливками, или, допустим, пятнадцать минут отдыха без распоряжений мэтра Вига – затрепетал.
Виг деловито выстриг по клочку шерсти с обеих доставленных кошек, после чего аккуратно сложил добытые ингредиенты в стеклянные плошечки. Расставил на столе и залюбовался произведенным порядком.
Зрелище, надо сказать, было не самым приятным. На широком столе c наборной лазуритово-мраморной столешницей стояли десятки подобных плошечек с самым разным содержимым. При известной доли фантазии в лужице расплавленного металла можно было узнать нож известного убийцы, а в щепочках, аккуратно наструганных в соседней плошке – стрелы сошедшего с ума охотника, который отстреливал браконьеров в окрестных лесах. Также присутствовал пепел, в который обратился архив ловкого и хитрого шпиона, умудрившегося обмануть полдюжины монархов континента демонстрацией своей преданности; осколки изумруда, украшавшего перстень известной отравительницы… Остальные улики – ибо господин Буше, стремящийся заслужить благосклонность своего заключенного и лишний сухарик, доставал самые что ни на есть настоящие улики, - уже растворились благодаря экспериментальной магии до совершенно невообразимых субстанций.
Мэтр Виг внимательно осмотрел итог кропотливого труда, достал подготовленную хрустальную сферу, слил в нее все субстанции, насыпал щепочки, добавил металл. Осторожно, задержав от волнения дыхание, добавил кусочки черной и белой шерсти. Прошептал заклинание, запаивающее сферу. Потом с благоговейным трепетом опустил волшебный сосуд на давно заготовленный треножник. Прошептал заклинание и развел огонь.
Экспериментирующий волшебник удобно устроился в кресле и принялся с добродушной улыбочкой наблюдать, какие таинственные процессы происходят в хрустальной сфере. Если он прав – а в седеющую голову почтенного заключенного мысль о том, что он может быть не прав, просто боялась заглядывать – результаты эксперимента будут просто потрясающими.
Мэтр еще не знал – какими именно, но был готов потрясти перед миром всем, что у него отыщется.
Чудурский лес. В ожидании полнолуния
Здесь много тьмы. Она колышется на ветру, вырастает из-под земли, из самых недр, вылезает с узловатыми черными корнями и тянется, тянется в темное небо. Цепляется коготками и хлипкими лапками за каждую веточку, цепляется – чтобы, угнездившись и переведя дух, раскрыть кожистые крылья и резко, со свистом, упасть наземь…
Здесь пахнет смертью. Она живет тут, неподалеку, таится в норах и берлогах, и по ночам, как я, выходит, чтобы жадно втянуть мокрым носом пахнущий чужой жизнью воздух. Почувствовать упругость влажной травы под сильными лапами, качнуть гибкие ветки собственной шкурой, облизнуться, лязгнуть зубами, напрячь мышцы и одним прыжком наброситься на что-нибудь теплое. Наброситься, рвануть и насладиться горячими брызгами крови.
Это мой мир.
Я знаю здесь каждый камень, каждое дерево, каждую ветку, каждую каплю воды в ручьях и болотах. Я знаю, когда над моим миром появляется луна, я знаю, как пахнет это далекое золотое яблоко, и как стучит сердце, разбуженное полной луной, я тоже знаю. Это мой мир, и он настоящий, самый настоящий, весомый и ароматный из всех возможных миров. Он пахнет добычей и охотниками, тьмой и лунным светом, мертвыми деревьями и живыми камнями, кровью, водой и свободой…
Это реальность.
А это – я.
Обман в обмане.
Подменыш в подмене.
Я.
Оборотень.
Башня. Двадцать шестой день месяца Горы (за одну ночь до полнолуния)[2]
Выпущенная из арбалета (украденного, в числе прочего, у мастеровитых гномов клана Гогенбрутт и чудом не пропитого в период посткатариновой депрессии) «кошка» тихонько зашуршала по камням маговой башни. Дон Текило прищурился, пытаясь разглядеть в сгустившихся сумерках, где ж зацепилось его вспомогательного обворовывательное средства. Попробовал веревку – вроде прочно. Аккуратно сложил арбалет под ближайший камушек, чтоб не мешало оружие благородному и тонкому делу изымания ценностей, и полез наверх.
Добравшись до оконного проема, дон Текило потратил некоторую толику времени размышляя, стоит ли у мага на окне третьего этажа какая защита, и если да, то какая именно. Кажется, друг Леокадий как раз и выдавал аванс с намеками, что неплохо бы взять с собой в запас несколько весьма полезных амулетов на всякую воровскую необходимость. Дон Текило нахмурился, почесал лысинку, едва не сорвался с высоты третьего этажа. Подумал, плюнул, понадеялся на Удачу, после чего, наконец, совершил противоправное деяние – залез в чужой дом с захватническими намерениями.
Дон Текило преодолел подоконник, сделал пару шагов по открывшемуся его взору коридору, огляделся и прислушался.
Было очень тихо. И как-то неуютно. Луна, вышедшая из-за туч, услужливо посеребрила внутренности Башни, превращая монструозные фигуры принадлежащего отсутствующему магу имущества в вполне обычные шкафы, чучела добытых на охоте животных, развешанную по крюкам одежду, подставленные к стеночкам копья-алебарды, и прочий, весьма привычный и обыденный хлам. Дон Текило хмыкнул, проворчал тихонько, что, видимо, стареет, раз начал бояться домашней рухляди и пора бы старому отважному дону на покой, в собственный дом (если удастся отвоевать у бывших жен), в сад к апельсинам и мраморным нимфам… После чего, внимательно оглядывая, где что плохо у мага лежит серебряного, а еще лучше - золотого с каменьями, отправился на поиски Тройного Оракула.
Насвистывая мелодию из новомодной оперы о приключениях ушлого брадобрея, дон Текило, уже окончательно освоившись, шествовал по Башне, прихватывая там амулетик, там кристаллик, прикидывая на вес серебряные светильники и подсвечники, рассматривая костяки совсем уж страшенных чудищ, которые, по всей вероятности, украшали гостиную, обеденную и прочие залы чудика-мага, здесь обретающегося. Интересно, бедняга и впрямь сидит в тюрьме? За что? Наверное, надо совершить что-то совсем ужасное, чтоб загреметь в тюрягу на четверть века. От этой мысли дон Текило немного поежился.
И только-только дон Текило успокоил себя, что маг далеко, Башня двадцать с лишним лет стоит одна, без присмотра, ее уже полсотни раз пытались грабить, а значит, все ловушки, какие были установлены, давным-давно активированы и ему, отважному искателю приключений, не опасны, как позади послышались осторожные крадущиеся шаги.
Дон Текило не то, чтобы услышал, он почуял – сзади кто-то есть. Замер.
Тот, кто подкрадывался к вору, тоже.
Несколько секунд дон Текило усиленно занимался аутотренингом – если б была возможность, алхимики из новооткрытого Университета Кавладора объяснили бы авантюристу, что именно таким заковыристым словом обзываются его попытки выровнять дыхание, быстренько решить, куда бежать, и уговорить оцепеневшие (не от страха – от неожиданности!) мышцы совершить отчаянный рывок. Крадущийся за доном тоже притаился, остановился, и в щедро залитый лунным светом коридор Башни стал на две застывшие фигуры и два учащенных сердцебиения богаче.
Медленно-медленно дон Текило переложил наворованные шкатулки-сверточки-побрякушки из правой руки в левую, и только потянулся к кинжалу, как охранник вдруг отмер и прыгнул.
Годы тренировок и испытаний на суровом поприще искателя приключений не прошли для дона Текило даром. Он не только обгорел макушкой до красно-кирпичного цвета, но и научился действовать быстро (было бы время, дон Текило познакомил бы вас с авторским циклом нотаций молодым ворам «Сто сравнительно безопасных способов обобрать эльфов» и уже упоминавшимся опусом «Сто случаев, когда я успел вовремя»). Почувствовав, что сейчас на его широкую спину обрушится длань карающая (или дубинка, сторожащая), дон Текило извернулся, бросил всё награбленное в преследователя, и, обеспечив себе таким образом пару секунд форы, бросился наутек.
2
Месяц Посоха включает 29 дней, все остальные – 28. Поэтому фаза Луны, в которую начинается год (1-й день месяца Короны), повторяется тринадцать раз, а затем смещается на +1 (в високосный год – на +2) дня.