К ветровому стеклу «летучки» пристроен «бортжурнал». Ведется он аккуратно, в нем записано, что, где и когда делал экипаж мастерской.
1 марта. Сделали обкатку мотора после капитального ремонта. Завтра отправляемся в рейс.
2 марта. Поставили радиатор на «Беларусь» в строительной бригаде.
3 марта. Ремонтировали кормозапарник на ферме Харганаш.
7 марта. Сменили лемехи на тракторных плугах во второй чабанской бригаде в Зун-Убжиё.
9 марта. Чинили передний мост «ГАЗ-69» (ЧИ № 75–66).
11 марта. Сменили динамо на электродвигателе культ-базы.
12 марта. Ремонтировали сепаратор на ферме Куйтун.
Сегодня — семнадцатое. Записи в журнале еще нет. «Летучка» направляется на южные стоянки — проверить, как готовят технику к посевной в бригаде Шойдока Цынгуева.
Дорога мягкой лентой стелется под колеса. Прохладный ветерок лезет в щели кабины. На обочинах изредка поблескивают брошенные пустые бутылки. Там и сям виднеются снежные заплатки. Чутко дремлют в ожидании тепла и весны красноватые кусты ерника.
За рулем — Роза Кузнецова. Чуть подавшись вперед, она ловко крутит баранку, смотрит, не отрываясь, синими своими глазами на быстро набегающую дорогу, лишь изредка бросая взгляд в боковое зеркальце. Зеркальце прилажено так, что идущие сзади машины в нем не отражаются, зато можно увидеть, на месте ли веснушки и родинка над верхней губой, в порядке ли короткая прическа, сделанная в подражание какой-то известной киноактрисе.
Рядом с нею Булат, старательно исполняющий многотрудные обязанности механика. В своем неизменном комбинезоне он крепко спит, не замечая ни тряски, ни толчков, ни крутых поворотов. Накануне Булат чуть не до утра просидел над книгами, и сон сморил его, едва выехали из Хангила.
Розе скучно, и она включает приемник, вмонтированный в приборный щиток. На всех волнах сплошной треск. Сквозь него пробивается разноязыкий говор. И вдруг чистый девичий голос доносит песню:
Булат открывает глаза, но они тут же снова смыкаются. Роза звонко подпевает приемнику:
Одолев сон, Булат во все горло подхватывает последнее слово:
— Хорошо-оо!
Оба смеются.
Приемник выключен. Вместе они поют, подражая известному монгольскому певцу Жаргалсайхану, «Песню охотников», потом — русскую песню про ивушку зеленую, над рекой склоненную…
— Выспался, наконец! — укоряет Роза.
— Ну, прости.
— Не будешь больше?
— Нет. — Булат смотрит на часы. — Как раз! Начнем урок?
— Давай.
Булат долго шарит по эфиру, пока не находит передачу на английском языке. Хорошая практика для заочника! И Роза понемногу начинает разбираться.
— О чем это? — спрашивает она.
Слышится какой-то шум, свист, оглушительные аплодисменты, рев многих тысяч голосов, скороговорка диктора. Булат переводит:
— Репортаж о футбольном матче. Ирландцы с кем-то играют… Не разберу. Счет 1:2. До конца второго тайма осталось две минуты… Гол!.. Все, — огорчается он, — Поздно включили.
Долго не удается ничего поймать. Отчетливо звучит: «…ревизионисты» с характерным акцентом.
— Надоело! Одно и то же болтают. — Булат резко крутанул рычажок настройки, прислушался. — Вот, по-английски…
Слышно плохо, поэтому он почти прижимает ухо к приемнику.
— Знаешь о чем? Про Вьетнам. Хвастаются, что бомбят города… Эх, зла на них не хватает! Разрешили бы добровольцем — сразу бы поехал.
— И я тоже.
Бежит дорога, бежит время, мчится «летучка». Вдали показалось стадо.
— Вы вступаете на территорию подшефной бригады! — торжественно произносит Булат.
Роза чуть сбрасывает газ.
— У них много машин?
— Сейчас посмотрим. ДТ-54, «Беларусь» и грузовая. Ну, конечно, всякие там плуги, сеялки, бороны, культиваторы… И с ними, конечно, хуже всего. Сколько их на полях побросали!.. Давай-ка проедем вдоль того поля, посмотрим.
Так и есть. В одном месте брошенный с прошлого года пятилемешный плут. Рядом ощетинилась зубьями борона. Чуть поодаль — кольчатый каток.
— Что за люди! — возмущается Роза.
Булат увидел что-то еще, нахмурился.
— Ну-ка, газани. Сюда, левее!
Девушка переключает скорость, жмет на акселератор.
…Возле сеялки стоит запряженная в телегу лошадь. Трое незнакомых мужчин ходят вокруг.
Подъехав вплотную, Роза останавливает машину, тихо говорит Булату:
— Это калымщики.
Булат выпрыгивает из кабины.
— Эй, парень, помоги-ка, — зовет его один из мужчин.
У всех троих обросшие щетиной лица. От них разит водкой. В руках ломик, молоток, разводные ключи.
— Что вам здесь надо? Что вы делаете?
— Колеса временно берем. Добрый прицеп получится.
— Оставьте сеялку!
— А нам бригадир разрешил.
— Чего вы врете! — возмущается Роза, вслед за Булатом вышедшая из кабины.
— Ты, красавица, зачем щеки надула? — один из калымщиков пытается обнять девушку.
Роза размахивается.
Нахал держится за скулу. Двое других хохочут.
— Здорово влепила!
— Дай ему еще раза! От такой, как ты, и схлопотать — удовольствие.
Подбадриваемый приятелями, тот, которому досталось по физиономии, снова пытается облапить Розу. Булат становится перед ним.
— Хватит!
Дружки, от греха, оттаскивают его в сторону.
— Вы с ним не связывайтесь, он у нас психованый… Поезжайте-ка лучше своей дорогой.
Роза шепчет:
— Давай быстрей в бригаду. Оттуда людей привезем.
— Нельзя. Пока мы ездим, они все растащат и скроются. Мы возьмем сейчас сеялку на буксир. Ты подгони машину, а я прицеплю.
Он направился к передней раме сеялки, но его тут же схватили за комбинезон, сунули волосатый кулак под нос.
— Понюхай!
Булат спокойно отвел руку, нагнулся над сеялкой, но тут же был сбит с ног.
— A-а, вы так! — Булат вскочил и коротким прямым ударом — в челюсть «психу». Тот покатился по земле. Второй попытался поддать головой, но Булат увернулся, и он брякнулся лбом о колесо сеялки.
— Едрена палка! — кинулся сзади третий.
Булат и его отшвырнул от себя.
Тогда навалились все трое. Кто-то из них ударил тяжелым по затылку. Булат упал.
— Айда! — калымщики кинулись к телеге и понукнули лошадь.
— Жулики! — кричала им вслед Роза. — Мы на вас найдем управу!
Она подбежала к лежащему без движения Булату, села возле него, положила его голову себе на колени, тихо погладила. Парень тут же открыл глаза, а она залилась краской. Булат снова сомкнул веки.
— Ты настоящий костоправ, Роза. Твои руки мгновенно исцеляют. Я сразу ожил.
— Слава богу! Ну, как ты? Сильно болит?
Булат приподнялся, пощупал затылок, покрутил шеей — ныло здорово, однако он улыбнулся.
— Вроде цел… А эти удрали, да? Давай возьмемся за сеялку.
Минут через десять «летучка» с сеялкой на прицепе тронулась к бригаде. Ехали медленно — стрелка спидометра не переваливала через отметку «20».
Их легко обогнал «газик», притормозил, остановился впереди. Из него вышел Сергей Петрович Кузнецов, отец Розы.
Потомственный металлист, Кузнецов родился в Нерчинске. В начале тридцатых годов очутился он в Агинских степях. Прикатил на маленьком — чуть больше десяти лошадиных сил — тракторе. Когда неведомая машина, тарахтя и чадя, показалась в Хангиле, от нее с ревом разбегался скот, перепугались и люди. На следующий день Кузнецов начал пахать поле в Байса. Старики поднялись: грех, дескать! Сергея Петровича это не остановило. Все, конечно, обошлось. Привыкли в селе и к трактору, и к Кузнецову. Полюбили Сергея Петровича. За простоту, за трудолюбие, за то, что не умел он ни на кого сердиться, обижаться, хотя добреньким никогда не был.