А первые школы появились только при Советской власти. И те, кому уже поздно было садиться за парту, наказывали детям — и мальчишкам, и девчонкам: «Старайтесь, учитесь и за нас!» Девчонкам, правда, не сразу, не скоро стали так говорить.
Сначала в хошунных школах зубрили старомонгольскую азбуку: «а, ба, ха…». После появились книги с латинским шрифтом. Наконец перешли на русский алфавит.
Хангильская школа — одна из старых. Длинный дом в центре села сверкает вымытыми стеклами двух десятков окон. После войны стараниями депутата Дагбаина появился при школе интернат, открылась столовая. С переходом к политехнизации построили мастерские. Нынче заложили фундамент под новую типовую десятилетку с просторными классами, помещениями для лабораторий и кружков, спортивным залом. При школе будут метеоплощадка, стадион, сад.
Много учителей было в Хангиле. Помнят их всех, начиная с Дугара Галсанова, который чуть не полсела научил расписываться. У Цыбен-Доржи Батомункина еще больше было учеников. При нем приехала в Хангил молоденькая учительница начальных классов Лида Демидова.
Давно уже преподает Лидия Васильевна русский язык и литературу в средней школе, давно стала отличником просвещения, давно зовут ее уважительно Лидия-багши, а у нее и теперь перед глазами самый первый урок. За низенькими желтыми партами двадцать семь черноголовых ребятишек. У всех тряпочные сумки для книжек и тетрадок. Таращат на Нее узкие глазенки, слушают ее рассказ о дальних странах, хором считают, старательно выводят буквы… Взрослыми стали те ребятишки. Их дети сидят за партами Хангильской школы. Начнет перебирать Лидия Васильевна в памяти, кто же у нее учился, — со счета собьется. Кого ни возьми, чуть не каждый ее ученик. И чабаны, и полеводы, и доярки, и механизаторы. Кое-кто на разных должностях в аймаке. Один композитором стал, другой — инженером, третий — кандидатом филологических наук… Нынче за парты в Хан-гиле садятся больше трехсот учеников. Кем они станут?
Рано вышла сегодня из дома Лидия Васильевна. День такой — первое сентября. Разве усидишь? Надела на себя все лучшее. Лицо сияет.
Вот и еще кто-то чуть свет спешит в школу. В ученической форме. Ранец за плечами. Батюшки! Ким Сыденов уже учиться пошел!
— Мэндэ, тетя Лида!
— Здравствуй, Ким. Как ты вырос! В школу идешь?
— Ага… А ваш Бабжа пойдет в школу?
— Он еще маленький.
— А мне уже семь.
— И ты, наверно, все буквы знаешь?
— Некоторые знаю, — уклончиво отвечает мальчонка и гордо растопыривает маленькие пятерни. — Я до десяти считать умею!
Пальцы у Кима в чернилах.
— Где это ты успел измазаться? — удивляется Лидия Васильевна. — Тебе еще рано писать чернилами. Сначала научись карандашом.
— У меня много карандашей! — Ким тянет с плеча ранец.
— Верю, верю. Ты сумку не открывай. Беги-ка сейчас в интернат к ребятам и вымой там руки. С мылом!
— Хорошо.
И помчался вприпрыжку. А Лидию Васильевну окружила куча ребятишек постарше. Перебивают друг друга, торопятся все свои новости выложить.
— Лида!
Шойдок догнал. Лицо помятое, голос хриплый.
— Лида, я тебя ищу. Куда ты уходишь, когда человек спит…
Лидия Васильевна подождала, пока не отойдут подальше ученики.
— Разве я могла догадаться, когда ты изволишь встать.
— Я совсем забыл, что ты не только парторг, а еще и учительница, — пытается неловко пошутить Шойдок. — Может, и меня учить будешь?
— Тебя учить — бесполезное дело.
— И то верно. Таких, как я, поздно уж мудрыми делать. Ты лучше молодежь учи — Булата Сыденова, Розу Кузнецову, Дугаржаба. С нами не мучайся.
— Опять тебе ребята не угодили? — колко взглянула на мужа Лидия Васильевна.
— Ты всегда их защищаешь. Чем только они твое сердце покорили?
— Не болтай глупости, Шойдок! — Лидия Васильевна направилась к школе.
Цынгуев снова нагнал ее, изобразил на лице улыбку.
— Ну, Лида, я немножко не так сказал… Что же ты, шутки не понимаешь? Я совсем не о них хотел с тобой поговорить. У меня совсем другое дело. Ты куда деньги дела? Я все перерыл…
— Зачем тебе деньги понадобились?
— Как зачем? Надо начало учебного года обмыть…
— Еще что придумаешь?
Шойдок, шагая рядом, не унимается:
— К школьным делам моя жена причастна, почему бы мне не радоваться в такой день?
— Перестань! — прибавила шаг Демидова.
— Дай хоть три рубля! — протянул руку Шойдок, да так и остался стоять, потому что Лидия Васильевна, не оборачиваясь, миновала забор, вдоль которого они шли, и остановилась у самого входа в школу, где было много народу. Продолжать рядиться с нею на людях Шойдок не рискнул. Досадливо плюнув, он поплелся назад.
Возле школы вдоль забора наставлены телеги, автомашины — отовсюду привезли детей, из всех бригад, со всех стоянок. На одной подводе доставила школьников из южной степи Балмацу. Лидия Васильевна увидела ее, приветливо помахала рукой.
— Здравствуй! — подошла к ней.
— Здравствуйте, Лида-багши! — Балмацу покраснела и поспешно стала застегивать пуговицы тэрлика, заметно обтянувшего ее живот.
— Что нового в ваших южных степях? — будто и не заметила ее стыдливого жеста Лидия Васильевна.
— Вроде ничего нет. Бригадир, однако, рассказывает о наших делах…
— Мне от вас интересно услышать.
— Ну, овец кончили купать. Отара поправилась.
— Это хорошо. Как люди поживают?
Балмацу уселась на телегу — так, ей казалось, меньше будет бросаться в глаза располневшая фигура.
— Что с людьми случится? Сегодня загоны к зиме готовят. Все заняты. Мне велели детей в школу отвезти. Почему, Лида-багши, не всех в интернат берут? Бабушка Бадмы жаловалась, третий год внука не взяли. Разве в интернат по «блату» устраивают? Я как раз вам про это хотела сказать. Чуть не забыла.
— Я поговорю с директором.
Немного помедлив и глядя в упор на Балмацу, Лидия Васильевна спросила:
— Ну, а сама-то как?
— Да вроде ничего…
— Для нас, для женщин, самое большое счастье — дети. Вот и у тебя радость будет.
Балмацу стыдливо опустила глаза.
— Я уже в годах… И вдруг…
— Это хорошо! Нечего тебе стесняться. Надо гордиться материнством.
— Гордиться-то вроде нечем. Живу не то замужем, не то… Сплетничают, шепчутся…
— Меньше думай об этом. И на сплетни не обращай внимания. Тебе сейчас вредно волноваться.
Лидия Васильевна глянула на часы, убедилась, что время еще позволяет, села на телегу рядом с Балмацу, обняла ее.
Балмацу выпустила густую струю дыма, прокашлялась, будто что-то мешало ей говорить, робко спросила:
— Лида-багши, вам что есть хотелось, когда вы ребенка ждали?
— На кислое тянуло. На кислое! Только и пила арсу. Мать варить не успевала. А вообще-то у каждой по-своему…
— Мне тоже… кислое, — хотела еще что-то сказать, да замялась.
— Ты врачу показывалась? Обязательно сходи к Дусе.
— Спасибо вам, Лида-багши. Да будут ваши слова городом. Поговорила с вами, на душе легче стало. Спасибо. У меня еще кое-какие дела есть. — Она спрыгнула с телеги. — До свидания.
— Захаживай к нам.
Откуда-то вывернулся Ким. Подбежал к Лидии Васильевне, протянул ладошки.
— Вымыл!
— Молодец, — похвалила учительница. — Ваши дома?
— Нет. Брат на работе. А мама утром в Агинский дацан уехала. Обещала мне тоже потом дацан показать.
— В дацан? — удивилась Лидия Васильевна.