Одно утро, проведенное с этой группой особенно врезалось мне в память. Я забрался на горизонтальную ветку футах в пяти над землей, чтобы наблюдать животных, которые кормились и отдыхали примерно в ста футах от меня. Вдруг меня увидела самка. Она стала бить себя в грудь, затем легла на землю. К счастью, больше никто не заметил моего присутствия, даже Хохлач. До этого я встречался с группой одиннадцать раз, и он всегда первый начинал реветь при моем приближении. Через полчаса меня заметил самец с черной спиной, а, когда он стал бить себя в грудь, Хохлач вскинул голову и заревел. Все члены группы собрались вокруг него и с весьма решительным видом направились ко мне. К моему великому облегчению, они остановились футах в тридцати и стали меня внимательно разглядывать. Самка, прижимавшая к груди трехмесячного детеныша, подобралась еще ближе, все время искоса на меня поглядывая. Когда нас разделяло только пятнадцать футов, она протянула руку и резко дернула ветку, на которой я сидел. Взглянув на меня еще раз, словно определяя результат своего поступка, она подтянулась и влезла на ветку. Мы оба сидели на корточках, на одном суку, обмениваясь беглыми взглядами, словно двое незнакомцев на скамье в парке. Удовлетворив свое любопытство, она спрыгнула обратно на землю, а ее место ненадолго занял подросток. Посматривая на меня и, видимо, нервничая, он откусывал кусочки коры. Наконец на ветку взобралась еще одна самка. На этом интерес ко мне иссяк, вся группа не спеша отправилась обратно на то место, где отдыхала, и снова занялась своими делами, словно меня здесь и не было.
Самой приметной самкой в группе была Кривомордая Олив. Я дал ей это имя потому, что лицо ее было безобразно искривлено. Может быть, в драке, или же при падении с дерева она получила такой удар в челюсть, что вся нижняя часть ее лица была сдвинута на сторону, линия рта шла почти вертикально. Хотя челюсть у нее была, вероятно, сломана, это ее не беспокоило, и она прекрасно нянчила своего детеныша. Среди горилл, которых я наблюдал, не было, кроме Олив, ни одного изуродованного животного. Охотник Фред Манфильд видел однажды в Западной Африке крупного самца, вожака группы, имевшего только одну руку, а в другой раз встретил самца-одиночку с изуродованной стопой. Как отметил один из антропологов, в музейных коллекциях скелетов горилл зажившие повреждения черепа замечены у двух процентов самок и шести процентов самцов. Поразительно, что у орангутанов, ведущих древесный образ жизни, часто есть следы сросшихся переломов костей. Анатом Шульц отметил, что из ста взрослых экземпляров этих обезьян у тридцати четырех имелись зажившие переломы пальцев, рук и костей других частей тела. Если у такого крупного животного, как орангутан, самой природой приспособленного к жизни на деревьях, так часто ломаются кости, то можно только порадоваться, что еще более грузная горилла живет главным образом на земле.
Миссис В. из группы VIII сразу привлекла к себе мое внимание, так как у нее было два детеныша. Одного из них, крошечного малыша месяцев четырех, она таскала, прижав к груди. Другой, лет полутора, ковылял за нею по пятам, часто держась руками за волосы на ее заду. Молодые животные нередко сидят около посторонних самок, и порой те их обнимают. Однако, как правило, эти детеныши не позже чем через час возвращаются к своим матерям. Сперва я думал, что миссис В. произвела на свет обоих малышей с перерывом в год. Но через несколько дней я заметил, что, когда группа торопливо передвигалась с места на место или при наступлении темноты, большой детеныш возвращался к одной из самок, очевидно, к своей матери. Для меня так и осталось тайной, почему он предпочитал общество миссис В. Эта самка была крупное животное с большим, нелепо торчащим животом, лицо у нее было худое и суровое. Судя по тому, как уверенно и деловито она обращалась со своим малышом, миссис В. явно была опытная мать. Старшего детеныша она, как правило, игнорировала и только изредка занималась его туалетом. И все-таки их отношения оставались неизменными, по крайней мере с ноября по май. Настоящая мать не проявляла ни малейшего интереса, к своему потомству во время его отлучек, что, может быть, и объясняло взаимоотношения миссис В. и чужого детеныша.
Группам VIII и VI я обязан тремя самыми интересными днями, проведенными мною в Кабаре. 22 ноября в 9.45 утра я увидел группу VII1 — она мирно кормилась. Хохлач глядел куда-то вверх по склону холма. Я посмотрел в том же направлении и увидел футах в трехстах от него Диллона, вожака группы VI. Медленно, медленно, почти незаметно группа VIII двигалась в направлении своих соседей. В 10.30, когда между двумя группами оставалось только сто футов, Диллон поднялся, сделал несколько быстрых шагов вниз по откосу и сел на бугорок. Через несколько минут он начал бить себя в грудь и отступил обратно, потом безо всякого предупреждения пошел в направлении Хохлача. Два огромных самца сели спиной друг к другу, разделенные расстоянием в тридцать пять футов, не очень убедительно притворяясь, что не обращают друг на друга ни малейшего внимания. Вскоре несколько членов группы VIII поднялись по склону холма футов на сто и расположились на отдых. К ним присоединился Хохлач. В течение двух часов обе группы отдыхали, каждая сама по себе. Затем группа Диллона двинулась в одном направлении, ни разу при этом не оглянувшись, а группа VIII вскоре ретировалась в другом. Я решил, что на этом их встреча окончилась. В лесу поднимался туман; я вылез из-за бревна, за которым прятался, и отправился домой. Но позднее, к вечеру, обе группы шли параллельно друг другу и устроились на ночевку на расстоянии тридцати футов одна от другой.