Рота выступила в поход, а Кованда слегка стегнул кобылу.
— Н-но, старая! — крикнул он. — Придется тебе снова немножко получиться по-чешски. Впрочем, мы с тобой находили общий язык, когда служили вместе.
Дорога круто поднималась в гору, и парням пришлось помочь лошади вытянуть возок. Это оказалось нелегко. Колеса дребезжали по камням. Вскоре дорога кончилась, и только узкая тропинка извивалась среди деревьев. Пришлось выпрячь лошадь и разделить поклажу поровну между всеми. Станду посадили верхом.
— Едешь, как генерал! — усмехнулся Кованда и взял кобылу под уздцы. — Ты небось и не думал, что заявишься домой в таком шикарном виде.
Они достигли вершины холма. Тропинка, обогнув просеки, пошла под гору.
— Кабы выглянуло солнышко да рассеялся туман, наш родной чешский край уже сейчас был бы виден, как на ладони, — вздохнул Кованда.
3
Всю ночь Олин искал Кизера и его дружков в кустах, на склонах холмов, и тихо окликал их по именам. Боязнь совсем потерять их из виду заставляла его лазить вверх и вниз по косогору, откуда они в паническом бегстве катились вниз, спасаясь от погони. Олин смутно надеялся, что капитан, Бент и Нитрибит вернутся, чтобы предпринять что-нибудь против ненавистных чехов. Всю ночь ему не давала покоя мысль, что, будь у него пистолет, он прокрался бы за марширующей ротой и из засады застрелил бы Карела и Кованду. Болели разбитые губы, но всего больше Олина мучили уязвленное самолюбие и злоба.
Ни разу он не пожалел о том, что товарищи изгнали его из своей среды, отказав ему в возвращении на родину. Это ему было безразлично, в Чехию Олина не тянуло. Слово «родина» было для него пустым звуком, не находившим отклика в сердце, он не мечтал о ней, как эти тупицы, которые в последнее время только о ней и говорили.
Олин часто посмеивался над ними.
— Почему вас туда тянет? — говорил он. — Что у вас там? Родители? Девушка? Места, где вы росли? Но ведь вы взрослые люди, а родители — это обуза для того, кто хочет строить жизнь на свой лад. А хорошенькие девушки найдутся в любой стране. Кстати говоря, многие из вас нашли их в Германии. Для человека дом там, где его кормят. А у нас на родине негде размахнуться, страна маленькая, возможности были и останутся скудными. Для нас, молодых, весь мир — родина. Чего ж вам еще, дурачкам, нужно?
Ему не отвечали, и он был уверен, что ребятам нечего сказать, что они робеют перед ним и признают силу его доводов.
«Я мог бы переубедить их», — думал Олин.
О том, что он не прав, что поступает нечестно, Олину и в голову не приходило. Правда, он только что униженно каялся в своих проступках, но лишь потому, что в ту минуту боялся поплатиться жизнью. Его охватил звериный страх, когда по лицам парней он увидел, что они способны убить его, что они полны ненависти и вражды к нему. Только поэтому он разыграл покаянную комедию, такая тактика всякий раз оказывалась выгодной. Ведь Олин страшно любил жизнь. Легкую, приятную, удобную. Жизненных тягот он не знал и был уверен, что при всех условиях сможет хорошо устроиться, что он находчив, быстро приспосабливается к людям. Так думал о себе этот самовлюбленный и самонадеянный юноша, он полагался на свою красивую внешность и на умение завоевывать расположение людей. Олин был уверен, что он покорил Кизера, а потому всю ночь бегал но лесу и звал его.
Представление о своем будущем он связывал с этим немецким офицером, считая, что Кизер на первых порах поможет ему занять какое-то положение, стать на ступеньку, с которой можно потом подняться выше. Олин рассчитывал на Кизера. Он не сомневался в том, что позднее обойдется и без покровительства этого горбуна. Когда Кизер станет ему не нужен, не отягощенный чувством благодарности, Олин без сожаления расстанется с капитаном и, используя новые связи, поднимется на следующую ступеньку. Все это он тщательно взвесил в последние дни, пока военные события быстро приближали конец Третьей империи.
Олин думал и о том, что ему придется изменить свое отношение к западным союзникам и нельзя сказать, что такая перспектива была ему не по вкусу. Он уже проникся, уважением к ним за их вторжение на побережье Франции и стремительное продвижение по разгромленной Германии. Олин симпатизировал западным державам по той же причине, по какой ему прежде нравились немцы — ему импонировала сила. Он симпатизировал бы и русским, если бы считал это выгодным. Но он исходил из того, что эту часть Германии займут американцы, стало быть, нужно держать курс на них.